Анна Брэдстрит - Поэзия США

На ровной арене открытой воды, с подобострастным эскортом
рыскающих новичков и умелых яхтсменов,
они кажутся юными, редкостными, как свет

счастливого взора, скользя с прирожденным
изяществом, свойственным совершенству, свободе,
вызывая зависть. Вот море, несущее их, мрачнеет,

шлепает по их лоснящимся бокам, пытаясь найти
хоть малейший изъян, и, посрамленное, отступает.
Гонок больше не будет. Но ветер опять поднимается.
Яхты,

гарцуя, равняются на старте, выстрел и —
понеслись. Теперь волны обрушиваются на них, но они,
крепкие, рвутся вперед на зарифленных парусах.

Руки, судорожно тянущие канаты, деревенеют.
Тела, бесстрашно откинувшиеся к воде, срывает волной.
Они отчаянно, теряя надежду, сражаются с морем,

пока в смертельность гонок не поверит потрясенный мозг;
море — хаос тел, предметов, захваченных стихией
у людей, не сумевших их удержать. Сломленные,

брошенные, взывающие о помощи из пенистой смерти,
они кричат, слабея, слабея! и вопли их носятся
среди волн, когда искусные яхты летят мимо.

В десять утра молодая хозяйка
ходит в халатике за
стенами деревянного дома.
Я мимо одинокий мчу в машине.

Потом она к обочине подходит,
зовет торговцев льдом и рыбою, стоит,
робея, без корсета, поправляя
соломенные волосы, в моем сравненье
она опавший лист.

Моей машины мягкие колеса
несутся с хрустом по
сухой листве, когда я кланяюсь и проезжаю, улыбаясь

Свернувшийся в трубку лист
оберточной бумаги
по своим размерам

и даже по форме чуть-чуть
напоминающий человека
катился по ветру

постепенно все дальше
и дальше
по мостовой покуда

машина
переехала его
и прижала

к земле. В отличие
от человека он распрямился
и снова

покатился по ветру
все дальше и дальше
как ни в чем не бывало

Красная зимняя шапка синие
глаза улыбаются
голова и плечи заполнили плоскость

холста скрещенные на груди
руки крупное ухо
правое высокий ворот

застегнутой доверху
тяжелой куртки
оставляет отчасти открытым

лицо похожий на луковицу
обыкновенный нос
но эти глаза окаймленные красным

переутомленные он должно быть
жестоко их мучил
но тонкие запястья художника

показывают что эти
мужские руки не знали
мужицкой работы разросшаяся

русая борода всклокочена
не было времени ни на что
кроме живописи

По Брейгелю
когда Икар упал
была весна

крестьянин
пахал свою пашню
все великолепие

года пробудившись
пело и звенело
вблизи

морского побережья
природа
была занята собой

потея под солнцем
растопившим своими лучами
воск

слабый всплеск
в стороне от берега
остался

никем не замечен
это была
гибель Икара

Наливай жених вино
видишь будто королева
сидит невеста распустила

волосы по вискам
голова что копна
спелой пшеницы видишь

гости вдоль столов расселись
волынщики уже готовы
псы шныряют появился

бородатый бургомистр
женщины в своих крахмальных
белых головных уборах

без умолку болтают кроме
невесты она сложила ручки
и восседает чинно молча

простые блюда подаются
простокваша на тарелках
их к столу подносят на

двери снятой ими с петель
парни первый в ярко-красной
куртке с ложкою на шляпе

Живость
человеческого ума
чувствуешь здесь

и скрытый призыв
к искусству искусству искусству!
живопись

которую Ренессанс
пытался поглотить
а все-таки

она осталась июль
над лугом
ветер гуляет