Анна Брэдстрит - Поэзия США

Плоть желает тебя
огромное море —
Говори!
Блоуоф! (Накормите

меня) моя
плоть распахнута
рыба за рыбой в эту пучину
проваливается

проскальзывает
извергается обратно
вместе с соленой водой
и слюной

глаза
глядят тревожно — оторван
от моря.
(Самый
разумный совет) Они
должны бы
пустить его обратно
откуда он взялся

Глазеют.
Диковинная морда —
из рассказов старых моряков —
подымается

бородатая
на поверхность —
и единственное
разумное

мнение этой женщины
Конечно
он необыкновенный но
его должны бы

выпустить
обратно в море откуда
он взялся.
Блоуоф!

Ползайте по земле
пляшите
на проволоке играйте в мяч
унижайтесь

и калечьте себя —
Но я
сама любовь. Моя родина —
море —

Блоуоф!
никакого преступления кроме
слишком тяжелой
туши

которую море
носило играючи — подымается
на поверхность
воды

пенящейся бурлящей
вокруг
самки распугивают
рыбу мокрые от

избытка желания
и весна
красуется оживляющи
естество

Чистый продукт Америки
сходит с ума —
горный народ Кентукки

или ребристых северных окраин
Джерси
с ее затерянными озерами и

долинами, с ее бирюками, ворами,
древними рода́ми
и всевозможной смесью

мужчин, что пристрастились по
стране колесить в поездах
из жажды приключений —

и молодых нерях в разврате
купающихся
с понедельника до субботы,

чтобы в субботний вечер нарядиться
в мишуру
воображения которое не знает

корней крестьянских, сообщающих
характер,
они возбуждены и щеголяют

в лохмотьях — отдаваясь без
эмоций
кроме леденящего ужаса

под живой изгородью черемухи
или калины —
которого они не в силах выразить —

Покуда это будет длиться, брак
возможно
с примесью индейской крови,

погонит девушку, предельно одинокую,
в объятия
болезней иль убийства,

ее спасет какой-нибудь
агент —
воспитанная государством и

в пятнадцать присланная на работу в
какой-нибудь со всех сторон зажатый
дом в пригороде —

семья врача, какая-нибудь Элси —
сладкоголосая вода,
выражающая хилым

умишком истину о нас —
ее необъемные
бедра и колеблющиеся груди

адресованы дешевым
драгоценностям
и состоятельным молодцам с ясным взором

словно земля под нашими ногами
была
экскрементом некоего неба

а мы деградирующие узники
обречены
на голод, пока не станем есть отбросы

в то время как воображенье догоняет
оленя
на душных лугах сентября

заросших золотыми розгами
Так ли иначе
это видимо нас разрушает

Лишь отдельные блики от
чего-то
исходят

Никого
способного свидетельствовать
и всё уладить, никого способного вести машину

с букетиком огненно-ярких
ноготков
завернутых в старую газету:
гордо несущая их
простоволосая
с тяжелыми
бедрами
заставляющими ее
покачиваться при ходьбе
разглядывает витрины
мимо которых
проходит.
Кто она
если не посол
из другого мира
мира прелестных ноготков
оранжевых и желтых
который она представляет
не сознавая этого
думая
что просто проходит по улицам
ранним утром
подняв цветы
как пылающий факел.

соперничают в море, защищенные выгибом береговым
от слишком тяжелых ударов неукротимого океана,
излюбленной пытки, всегда избираемой им

для наикрепчайших бортов, людьми упрямо
выставляемых против него, и превращающей их в щепы.
Мотыльками в тумане, искрящиеся в ясном

блеске безоблачных дней, они летят под высокими
кособрюхими парусами, рассекая зеленую воду
острыми носами, а матросы, как муравьи,

мечутся, убирая, и ставя, и крепя паруса
на повороте, когда мачты едва не ложатся на воду,
и, поймав ветер, бок о бок правят к финишным буям.