Анна Брэдстрит - Поэзия США

Ганг обмелел, и безвольные листья
Ждали дождя, а черные тучи
Над Гимавантом [89] Гимавант — священная гора в Гималаях. сгущались вдали.
Замерли джунгли, сгорбись в молчанье.
И тогда сказал гром
ДА
Датта: что же мы дали?
Друг мой, кровь задрожавшего сердца,
Дикую смелость гибельного мгновенья
Чего не искупишь и веком благоразумия
Этим, лишь этим существовали
Чего не найдут в некрологах наших
В эпитафиях, затканных пауками
Под печатями, взломанными адвокатом
В опустевших комнатах наших
ДА
Даядхвам: я слыхал, как ключ
Однажды в замке повернулся однажды
Каждый в тюрьме своей думает о ключе
Каждый тюрьму себе строит думами о ключе
Лишь ночью на миг эфирное колыханье
Что-то будит в поверженном Кориолане.
ДА
Дамъята: лодка весело
Искусной руке моряка отвечала
И море спокойно и сердце весело
Могло бы ответить на зов и послушно забиться
Под властной рукой

Я сидел у канала
И удил, за спиною — безводная пустошь
Наведу ли я в землях моих порядок?
Лондонский мост рушится рушится рушится
Poi s’ascose nel foco die gli affina [90] И скрылся там, где скверну жжет пучина (ит.). Данте, «Чистилище», XXXVI, 148 (примеч. Т.-С. Элиота).
Quando fiam uti chelidon [91] Когда же я стану как ласточка (лат.). Из заключительной строфы анонимной латинской поэмы II или III в. «Канун Венериного дня». — О ласточка ласточка
Le Prince d’Aquitaine à la tour abolie [92] Аквитанский принц у разрушенной башни (фр). — строка из сонета французского поэта Жерара де Нерваля «Рыцарь, лишенный наследства» — сонет, где автор отождествляет себя с изгнанным принцем, потомком трубадуров.
Обрывками этими я укрепил свои камни
Так я вам это устрою. Иеро́нимо снова безумен.
Датта. Даядхвам. Дамъята [93] Датта, Даядхвам, Дамъята (санскр.) — дай, сочувствуй, владей. .
Шанти шанти шанти [94] Шанти шанти шанти (мир, который превыше всякого ума) (санскр.) — рефрен «Упанишад» (примеч. Т.-С. Элиота).

Почему я пишу сегодня

Красота
Этих страшных лиц
людей незначительных
побуждает меня:

негритянских женщин
поденщиков —
старых и столько переживших —

возвращающихся домой вечерами
в поношенной одежде
их лица подобны
старому флорентийскому дубу

Также

застывшие маски
ваших лиц побуждают меня —
значительные люди —
но
совсем по-другому

По дороге в инфекционную больницу
под этим океаном голубизны
пестрящим облаками гонимыми с северо-востока
холодный ветер. По сторонам дороги —
бесконечные пустые поля
коричневые от сухого бурьяна. Местами
пятна стоячей воды
отдельные высокие деревья

Вдоль всей дороги розовая, красноватая,
узловатая, вертикальная, ветвящаяся
живая плоть кустарников и деревьев
с мертвыми коричневыми листьями, а под ними
безлиственные побеги —

безжизненные на вид, бессильные,
ошеломленные приходом весны —

В этот новый мир они вступают нагие,
закоченевшие, не уверенные ни в чем,
кроме того, что вступают в него. Вокруг
все тот же привычный, пронизывающий ветер —

Сегодня трава, завтра
это окажется кудрями дикой моркови
Один за другим они обретают определенность
Это ускоряется: форма листа, рисунок
Но пока что оцепенелая торжественность
вступления — хотя глубокая перемена
произошла уже с ними: вцепившись в землю,
пробуют шевелить корнями, начинают пробуждаться

как много
значит

красная
тачка

покрытая глазурью
дождя

среди этих белых
цыплят

Отторгнутый
от необъятного моря —
будто свергнутый
с неба —

Леди и джентльмены!
крупнейшее морское чудище
когда-либо демонстрированное
живьем

гигантский
морской слон! О половодье
плоти
хватит ли рыбы

чтобы
удовлетворить аппетит
которого тупость
не может уменьшить?

Изголодался
истощал к апрелю
это еще немногое
что от него осталось —