Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

И с песней вернулись они: «Кому суждено — так умрет».
И пели, и пели они: «Для каждого есть свой черед.
Она умерла, умерла, она умерла от любви».
Ее унесли — и опять работать, работать пошли.

La mer brille au-dessus de la haie, la mer brille comme une coquille. On a envie de la pêcher. Le ciel est gai, c'est joli Mai.

C'est doux la mer au-dessus de la haie, c'est doux comme une main d'enfant. On a envie de la caresser. Le ciel est gai, c'est joli Mai.

Море блестит за изгородью,
Море блестит, как раковина.
Как бы его поймать? — Поймай!
Это веселый, веселый май.

Нежно море за изгородью,
Нежно, как руки детские.
Так бы его и ласкал. — Ласкай!
Это веселый, веселый май.

Laisse nager le ciel entier dans tes yeux sombres, et mêle ton silence à l'ombre de la terre: si ta vie ne fait pas une ombre sur son ombre, tes yeux et sa rosée sont les miroirs des sphères.

À l'espalier des nuits aux branches invisibles, vois briller ces fleurs d'or, espoir de notre vie, vois scintiller sur nous, — scels d'or des vies futures, — nos étoiles visibles aux arbres de la nuit.

Contemple, sois ta chose, laisse penser tes sens, éprends-toi de toi-même épars dans cette vie. Laisse ordonner le ciel à tes yeux, sans comprendre, et crée de ton silence la musique des nuits.

Прими всю глубь небес в твои глаза с их тьмою,
Своим молчанием проникни в тень земли, —
И если жизнь твоя той тени не усилит,
Огни далеких сфер в них зеркало нашли.

Там изгородь ночей с незримыми ветвями
Хранит цветы огня, надежду наших дней, —
Печати светлые грядущих наших жизней,
Созвездья, зримые немым ветвям ночей.

Гляди, будь сам в себе, брось чувства в область мысли,
Собою увлекись, будь на земле ничей, —
Без понимания, глазами слушай небо.
Твое молчание есть музыка ночей.

Un roi conquit la reine, avec ses noirs vaisseaux. La reine n'a plus de peine, est douce comme un agneau.

Король покорил королеву
Черными своими кораблями.
И она «прости» сказала гневу,
И глядит покорными глазами.

Au premier son des cloches: «C'est Jésus dans sa crèche…»

Les cloches ont redoublé: «Ô gué, mon fiancé!»

Et puis c'est tout de suite la cloche des trépassés.

Первый звон колоколов —
«Это в яслях Царь Небесный!»
Звон сменился перезвоном —
«Мой жених! Скорей, скорей!»
И сейчас же вслед за этим —
звон протяжный похорон.

Mes yeux, comme deux diamants noirs, brillent sous mon chapeau Rembrandt: ma redingote est noire; noirs, mes souliers vernis reluisants.

Cheveux noirs serrant les joues pâles. Un long nez tombant de Valois. Et fleurant la malignité, j'ai la raideur de la fierté.

Sourire faux, regard sincère (Nature aussi, tu l'as permis!), et j'ai l'air de mâcher du buis quand je cause avec le faux-frère.

J'eusse aimé beaucoup être roi: quelque Louis XIII fatal. — Bien malin qui déniche en moi le poète sentimental.

Dieu, cependant, m'a fait un cœur, à moi comme à tous autres, hélas! Il s'est amusé, le Seigneur, à mettre du feu dans la glace.

Je ferai vibrer toutes les lyres. L'âme humaine est ma religion. L'or se mêle, en mes réflexions, au sang, aux roses et à Shakespeare.

Мои глаза — два черных бриллианта,
Они блестят под шляпою Рембрандта,
Сюртук мой черен, черны башмаки,
И ток волос чернеет вдоль щеки.

Зачуяв злость, надменен я, конечно,
Улыбка лжива, взор горит сердечно.
Себе я вид преважный сотворю,
Когда с фальшивым братом говорю.

Хотел бы принцем быть я доскональным,
Людовиком тринадцатым фатальным,
И кто во мне, чувствительность поняв,
Найдет поэта, очень он лукав.

Однако, Бог, как рифму в важном гимне,
Дал сердце мне — как всем другим — увы мне,
Судьба, в забаве спутав смысл и счет,
Огонь горячий заложила в лед.

Все струны дрогнут, предо мной сверкая,
Религия моя — душа людская.
Когда пою, в мой входят звонкий пир
Кровь, золото, и розы, и Шекспир.

Sous le soleil rouge, au vent doré du soir, peureuse des nuits, mon âme tremblante…

Sous la lune bleue, au vent doré du soir, heureuse des nuits, ton âme chantante…

Mais, chez nous l'ombre, au feu de mon regard, peureuse du jour, ton âme a tremblé.

Mais, chez nous dans l'ombre, au clair de ton regard, heureuse du jour, mon âme a chanté.

Под солнцем ярко-красным,
В златистом ветре вечера,
Пугаяся ночей,
Моя душа дрожащая…

Под голубой луной,
В златистом ветре вечера,
Счастливица ночей,
Твоя душа поющая…

Но здесь у нас в тени,
В огне моих очей,
Пугаясь света дня,
Твоя душа дрожит.

Но здесь у нас в тени,
В лучах твоих очей,
Счастливая от дня,
Моя душа поет.