Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

Кто б ни был ты, живой, пройди меж трав скорее
Холма печального, где прах грустит мой, тлея.
И не топчи цветы, не трогай мавзолея,
Где слышу, как ползет и плющ и муравей.
Ты замедляешься? Чу, песня голубей.
Кровь голубиная да не мелькнет, алея.
Будь милым, пощади крылатого, жалея.
А жизнь так ласкова! Дай насладиться ей,
О, друг. Под миртою — ты знаешь ли? — ветвистой,
Супруга-девушка, на брачной я черте
Упала мертвая и лишь живу в мечте.
В глаза сомкнутые свет не дойдет лучистый.
Мне ныне суждено быть вечно в темноте,
Мой дом безжалостный — Эреб средь ночи мглистой.

L'hiver a défleuri la lande et le courtil.
Tout est mort. Sur la roche uniformément grise
Où la lame sans fin de l'Atlantique brise,
Le pétale fané pend au dernier pistil.

Et pourtant je ne sais quel arфme subtil
Exhalé de la mer jusqu'à moi par la brise,
D'un effluve si tiède emplit mon cœur qu'il grise;
Ce souffle étrangement parfumé, d'où vient-il?

Ah! Je le reconnais. C'est de trois mille lieues
Qu'il vient, de l'Ouest, là-bas où les Antilles bleues
Se pâment sous l'ardeur de l'astre occidental;

Et j'ai, de ce récif battu du flot kymrique,
Respiré dans le vent qu'embauma l'air natal
La fleur jadis éclose au jardin d'Amérique.

В раздольях дух зимы опустошил цветы.
Все обезжизненно. Лишь о скалу седую
Дробит Атлантика волну свою густую.
Последний лепесток дрожит средь пустоты,
И все же аромат тончайшей красоты
На ветерке морском ко мне доходит, чую.
Теплом он в сердце льет свою струю хмельную.
Дыханье странное, скажи, откуда ты?
А, узнаю его. Тысячеверстной дали
Пройдя голубизну, мечты Антильский брат,
Он, жаркий, долетел оттуда, где Закат.
Кимрийская волна под ним бледнее стали.
И на седой скале цветком дохнуть я рад,
Что где-то возрастил — Американский сад.

L'homme a conquis la terre ardente des lions
Et celle des venins et celle des reptiles,
Et troublé l'Océan où cinglent les nautiles
Du sillage doré des anciens galions.

Mais plus loin que la neige et que les tourbillons
Du Ström et que l'horreur des Spitzbergs infertiles,
Le Pôle bat d'un flot tiède et libre des îles
Où nul marin n'a pu hisser ses pavillons.

Partons! je briserai l'infranchissable glace,
Car dans mon corps hardi je porte une âme lasse
Du facile renom des Conquérants de l'or.

J'irai. Je veux monter au dernier promontoire,
Et qu'une mer, pour tous silencieuse encor,
Caresse mon orgueil d'un murmure de gloire.

Властитель человек в земле горячей львов,
И змеям, и яд а м черта — его законы.
По золотым следам, где мчались галеоны,
Встревожив Океан, он — царь среди валов.
Но далее, чем снег, и дальше всех ветров
Мальстрема страшного, Шпицбергенов, где склоны
Бесплодны, полюс шлет волны чуть слышной звоны
На остров, где не встал никто из моряков.
Плывем. Я разломлю преграду ледяную.
В бесстрашном теле — вот — душа с своей тоской.
Конкистадоры — тень с их славой золотой.
Иду. Последний мыс, взойдя, я завоюю.
Пусть море, никому не певшее волной,
Мне, гордому, споет свою хвалу морскую.

Oh! qu'il fait bon rêver d'amour,
Tout le long du sillon qui fume,
Soit que déjà meure le jour,
Soit qu'un soleil d'avril s'allume!
Là-bas, là-bas à l'horizon
Monte une voix de jeune fille;
Là-bas, sous le bois qui s'habille,
Viennent des pas sur le gazon!

Venez, cueilleuses d'anémone,
De primevère et de muguet;
Mon cœur amoureux fait le guet;
Fillettes, faites-lui l'aumône! <���…>

Как ласково любовь лелеять,
Вдоль борозды, где дышит пар,
Готов ли вечер день развеять
Иль солнце — ток апрельских чар.
Вон там, вон там, у кругозора,
Запела девушка — не тут,
Где лес в венчальности убора,
Шаги среди травы идут.
Вы, собиральщицы расцвета,
Вам с анемоной златоок.
И ландыши, — для вас всё это,
Подайте пахарю цветок!

Cette fille, elle est morte, est morte dans ses amours.
Ils l'ont portée en terre, en terre au point du jour.
Ils l'ont couchée toute seule, toute seule en sesatours.
Ils l'ont couchée toute seule, toute seule en son cercueil.
Ils sont rev'nus gaîment, gaîment avec le jour.
Ils ont chanté gaîment, gaîment: «Chacun son tour.
Cette fille, elle est morte, est morte dans ses amours».
Ils sont allés aux champs, aux champs comme tous les jours…

Она умерла, умерла, она умерла от любви.
С рассветом ее унесли, и за гробом немногие шли.
Ее схоронили одну, одну, как она умерла,
Ее схоронили одну, как она перед смертью была.