Мария Петровых - Серебряный гром

Словно от вины тягчайшей,
Не могу поднять лица…
Дай же кто-нибудь, о, дай же
Выплакаться до конца,

До заветного начала,
До рассвета на лугу…
Слишком больно я молчала,
Больше не могу.

Мы начинали без заглавий,
Чтобы окончить без имен.
Нам даже разговор о славе
Казался жалок и смешон.

Я думаю о тех, которым
Раздоры ль вечные с собой
Иль нелюбовь к признаньям скорым
Мешали овладеть судьбой.

Не в расточительном ли детстве
Мы жили раньше? Не во сне ль?
Лишь в грозный год народных бедствий
Мы осознали нашу цель.

И можем быть сполна в ответе
За счастье встреч и боль потерь…
Мы тридцать лет росли как дети,
Но стали взрослыми теперь.

И яростную жажду славы
Всей жизнью утолить должны,
Когда Россия пишет главы
Освобождающей войны, —

Без колебаний, без помарок —
Страницы горя и побед,
А на полях широких ярок
Пожаров исступленный свет…

Живи же, сердце, полной мерой,
Не прячь на бедность ничего
И непоколебимо веруй
В звезду народа твоего.

Теперь спокойно и сурово
Ты можешь дать на все ответ,
И скажешь ты два кратких слова,
Два крайних слова: да и нет.

А я скажу: она со мною,
Свобода грозная моя!
Совсем моей, совсем иною
Жизнь начинается, друзья!

Любовь, о любовь, ты опять, опять!
Следя за губами твоими,
Я против желанья начну повторять
Такое чужое имя.

О стыд! Мне бы надо глаза отвести
От пламени этих глаз
И — сил не хватило. Сердце, прости,
Жажда замучит нас.

Куда же мне деться, — скажи, научи,
Ответь — что же делать мне
В не знающей сна раскаленной ночи,
В не знающем радости дне?..

Уснуть бы, проснуться и — сняло рукой,
Снова родной покой.

Все это правда, все это ложь,
Но их ведь разберешь.

Я счастья хочу, и смеется оно:
Мол, я не тебе суждено,

А ты притворись, притворись навсегда,
Что ты холодна и горда.

Ты это умела? Сумей же и впредь
В притворстве прожить и во лжи умереть.

В каком неистовом молчанье
Ты замерла, притихла, ночь!..
Тебя ни днями, ни ночами
Не отдалить, не превозмочь.

Взволнованною тишиною
Объята из конца в конец,
Ты внемлешь надо всей страною
Биенью всех ее сердец.

О, как же им была близка ты,
Когда по небу и земле
Промчались первые раскаты
О Белгороде и Орле.

Все вдохновенней, все победней
Вставали громы в полный рост,
Пока двенадцатый, последний,
Не оказался светом звезд.

И чудилось, что слезы хлынут
Из самой трудной глубины, —
Они хоть на мгновенье вынут
Из сердца злую боль войны!

Но время это не настало,
Лишь близко-близко подошло.
Ты не впустую, ночь, блистала —
Нам от тебя и днем светло.

В нас тайный луч незатемнимый
Уже до дрожи напряжен.
Ты стала самою любимой,
Не подберешь тебе имен.

Какое уж тут вдохновение — просто
Подходит тоска и за горло берет.
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черед,
Решающих разом — петля или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизится произнести приговор.
Читает — то гневно, то нежно, то глухо,
То явственно, то пропуская слова,
И лишь при сплошном напряжении слуха
Ты их различаешь едва-едва.
Пером неумелым дословно, построчно,
Едва поспевая, ты запись ведешь,
Боясь пропустить иль запомнить неточно…
(Петля или пуля, река или нож?..)
И дальше ты пишешь, не слыша, не видя,
В блаженном бреду не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде,
И вдруг понимаешь, что это стихи.

Хоть не лелей, хоть не голубь,
Хоть позабудь о нем —
Оно пускает корни вглубь,
И это день за днем.

То, что запало нам в сердца,
Как хочешь назови,
Но только нет ему конца,
Оно у нас в крови.