Николь Воскресная: Никтофобия

Переселение душ,
Переселение туш,
Ритуал посвящения в жители.
Избегай, опасайся: твой куш
Суеты и славы обители.

Колокольчиком надоедливо
Солнце вызвонит новый рассвет,
И опять по слогам и въедливо
Ты разучишь нужный ответ.

И заученных наспех ролей
Не изменит бог-режиссёр.
Счастье тихих тусклых огней,
Что не знала ты до сих пор…

Стреляй в голову,
Разбей лампочку,
Погаси свет.
Передай своему богу привет,
Горите в аду…
Но ада нет, и рая нет.
А память – брешь в стене,
Просвет.
И колючая проволока шиповника
Пробивается сквозь дым, грязь и бред.

Грязно-серый город, забудь меня,
Из виду потеряй.
Я теперь не твоя,
Полпути по дороге в рай.
Только кончики пальцев на холод болят;
Тихо саднит душа, повторяй,
Повторяй меня, запоминай, узнавай наугад
И все правила нарушай,
Все подряд…

Никому не нужные воспоминания,
Бумажные крылья души.
Сбывается каждое предсказание,
То, для чего жил.

Не молись, он от просьб оглох,
От лжи устал,
Единокровный с тобой, полноводный бог
Ключи и пароли давно потерял.

Но послушай, как ты звучишь,
Вой утробный жуток, а пепел
С неба снегом падает вниз.
И пахнет им и дымом от перьев.

Не погуби меня, черноглазая страсть,
Яркого солнца любви мне не вынести,
С первым лучом я хочу пропасть,
В крови заката отравные примеси.

Первый вздох пусть тебя подожжёт,
Кровь лепестков – за всё расплата.
А потускневшее зеркало лжёт,
Всё остаётся, как было когда-то.

Рыба гниёт с головы, но душа
Треснет ровно посередине.
Медленно краской сползает, свершась,
То, чего не было и в помине.

Из числа больных и убогих
Эта птица – самая белая.
Провидение раньше дороги,
Расцветая в холод, засохнет верба.

И желания мимолётны и многочисленны,
В этой мгле суждено им теряться,
Пока мы к святым не причислены,
Пока нам есть чего бояться.

Три часа до полнолуния,
Сотни дней, что не зря прожиты,
Процветающее безумие
Всех стихов, что ещё не сложены.

Тёмно-синих ягод, чей сок ядовит,
Я тебе принесу в кармане
Из чужой белоснежной дали,
Где живут все мои печали.

Дело в музыке или в чём-то ещё,
Откровением сон не будет.
Улыбается тот, кто обречён
Стать сильнее, чем думают люди.

А железные розы цветут
Ещё ярче, чем алые раны,
Пей же горький отвар и пусть отцветут
Твои самые свежие шрамы…

Песня для игрушечных птиц,
Заводной ключик в спине,
Стрелы чёрных ресниц
Сердце пронзили мне.

Холод в земле созреет
Горьким, но светлым зерном,
Эта зима все сумеет,
Сделает кровь вином.

Щупальца чувства найдут,
Слабость в глухой стене,
Сорной травой прорастут,
Памятью о весне…

Пустые руки – это больно,
По тормозам – и не дышать.
Уже растрачена обойма,
И белый флаг – моя душа.

Корона-солнце потускнела,
Чернильным ядом обожгло,
И остаётся только тело,
И всё уже предрешено.

Пустеет голова, и страшно,
Когда ни боли, ни стыда,
И то, что было очень важно,
Не оставляет и следа.

Стрелам не долететь,
Нет против меня огня.
Тот, кто посмел сгореть, —
Бог ему только судья.

Цепкие линии рук
Ловят добычу-туман.
Выйди и разорви этот круг,
Если душою пьян.

Снежный пепел в лицо,
Дым от сгоревшей зимы.
Пламенем жжёт кольцо,
Этим ли венчаны мы?

Не найти такой бледности красок,
Чтобы чернь темноты передать.
Мне не хватит ни лиц, ни масок,
Я ворую твои слова
Для своих бесконечных сказок,
Этот город блестит, как слюда.