Леонид Оливсон - Моих стихов чернеющая гладь…

Он ставит новую фигуру,
Уж он-то точно не подведёт,
Ещё добавит он цензуры,
Народа шустрый правленец ждёт.

Что за привычка – к даме приставать?
Я вас совсем почти не знаю,
Пытаетесь меня вы провожать,
Меня оставьте, умоляю.

Неверный номер набрала я,
Поверьте мне, всё было впопыхах,
Я к вам попала не желая,
Я не нуждаюсь больше в беглецах.

Мой муж, хитрец, судачил о делах,
А я ждала его объятий,
Смотрел, казалось бы, в мои глаза,
Знать, не любил он мои пряди.

И вдруг исчез из глаз бесследно,
А я ждала, не зная, где искать,
Звонила я друзьям, но тщетно,
Не звонит он, а я устала ждать.

Я понимаю, тут не бизнес,
«Модели» в деле важнее моды,
Ждала я всяких тут сюрпризов,
Я настрадалась, а он свободен.

Искусств поклонник, экзальтированный шалопай,
Приехал дядю кардинала в Дублин навестить,
А дядя весь в заботах, с паствой целый день – не рай.
Племянник же знакомство ближе хочет ощутить.

Хотя в погоне вечной он заходит к дяде в дом —
Не происходит сразу встреча – в соборе дядя.
В отеле комнату он снял – успею с стариком,
Пойду взглянуть здесь обряды и красоты града.

Он, в театре побывавши, решил лечь почитать,
Но чтение не шло от топота чьих-то сапог,
Отель, хоть небольшой, гостиную пошёл узнать,
Вид куклы в ней и детских часиков его увлёк.

Здесь было детское веселье совсем недавно,
А в середине комнаты стоял большой рояль,
Уж поздно было, всё казалось ему забавным,
На миг забывшись – клавишей коснулся, уплывши вдаль.

Услышав: «Сэр, послушайте, с ума вы спятили», —
Шесть человек раздетых смотрят злобно на него, —
«Вы сколько время, друг, имеете понятие?», —
Ушёл он, извинившись, своею музыкой был горд.

Теперь ему очень хотелось увидеть дядю,
Сначала он не захотел пускать его в свой дом,
Он относился к нему как прежде к тому чаду,
Но он решил сейчас поговорить со стариком.

– «Вы принимаете страждущих в любое время,
Так вот: сейчас я чувствую себя одиноким,
Мы вместе, наконец-то, поговорим , подремлем,
Не будь аскет ты в ночь, уважаемый, жестоким.

Тебя впускаю в дом, чтоб не валял ты дурака,
Давно я дядя, не ребёнок, как Вы привыкли,
Уже давно познал я вкус женщин, коньяка,
Главу вторую Фауста понял я, Владыка».

– «Прости, племянничек, я был к тебе несправедлив,
Но мне писали, что ещё ты молод и горяч», —
– «Да, дядя, иногда бываю я самолюбив,
Пока в поэзии моей я, может, лишь рифмач».