когда снова весна перережет у моря все вены
и захлещет струя через край захлебнувшись собой
от ума без ума постоянством до слез переменным
полыхнет полынья растекаясь по жизни другой.
первый месяц зимы полюбить бы тебя как младенца
разве ты виноват в том что кто-то когда-то ведь нет
ну а сны – только сны никуда от себя мне не деться
не вписаться в формат полумер полувер полубед
Мне на здоровье жаловалась осень
А что я ей скажу – она умрет
Не ждущие ответ в глазах вопросы
Глотает окончания жует
Жужжащие нещадно шепелявит
Сточила зубы выплакала взгляд
Подохнет – закопаю на поляне
Под павший и пропавший листопад
Снег закружит поднимутся вороны
Галдеж такой что вынута душа
то не простой галдеж а похоронный
и я сутулясь прибавляю шаг
и как то враз состарились осины
и ветер стих не чокаясь хлебнул
дешевой браги старой древесины
и до весны забился балагур
ручей в нору из ледяного грунта
глаза застыли выдохлись шаги
вдруг побледневшего испуганного утра
под взглядом лютым ледяной карги
и под ногами так и будет плакать
пока нога не выдавит слезу
безвольный снег и превратится в слякоть
а я последний узел завяжу.
и как-то пережить бы предсугробный мрак
и как-то переплыть замерзшие моря
и чем-нибудь прикрыть душевный мой бардак
и как-то разлюбить и не влюбляться зря
немного подождать засыплет до трубы
до слюдяных окон до мельниц ветряных
до пальцев ломоты прокушенной губы
вчерашнее «болит» в сегодняшних смешных
полосках на руках белесых и немых
где кожа молода и больше нет корост
и научиться бы в обход не напрямик
еще не усложнять того который прост
и не бежать с шарфом в буран к снеговику
и не включать цветам ни Баха и ни свет
и бросить бы курить в затяг и набегу
и сделать наконец кому-нибудь минет.
а снег он бывший дождь и он не виноват
ни в перемене мест ни в перемене лет
он хрупкий как стекло боится он лопат
рыдает не скрипит под натиском штиблет
порезан до костей полозьями и вот
уродливы рубцы никем не сшитых ран
но как мне пережить и старый новый год
и предсугробный мрак и затяжной буран.
и головы с горяча
и ночи и дни и прочее
недаром у палача
прорези там где очи
но даже под колпаком
у ласкового убийцы
затушенным угольком
выкрашены ресницы
бескровность полоски губ
расплата за кровь чужую
и можно построить сруб
из срубленных под чистую
под тоненький корешок
под вынутое из сердца
на голове мешок
не лучшее видно средство
и может быть по ночам
приходят а кто их знает
не сладко и палачам
все мы в одном трамвае.
брожу по комнате пустой и говорю с тобой
о том о сем из ничего и невзначай рукой
жестикулирую и мой нелепый монолог
записываю и кручу сама себе мой бог
да я давно сошла с ума ведь мне не нужен ты
люблю люблю да ерунда мне ближе нет тахты
убитой тумбочки моей плеяды мои – плед
клавиатура как панель где продается бред
одетый как дешевка блядь с размазанным лицом
от рук отбившаяся прядь паяц с худым концом
не просыхающий от луж разлитого вина
не выдыхающий от стуж зима моя зима
я исходила стены все и пол и потолок
но выхода из плена нет хоть низок хоть высок
я не пускаю никого хоть плачь хоть застрелись
мне одиночества глоток дороже всех убийц
оно изящно и умно оно такой оргазм
оно не врет оно одно и точно не предаст
замерзшие звезды крошатся в неискренний снег
не все долетают но все ощущают полет
потом разноцветной травой прорастут по весне
а кто-нибудь или ногой или просто сорвет
и вот когда снова наступит чужая зима
не будет на небе ни звезд ни обмылка луны
придется сверкающий иней с деревьев снимать
и тех возвращать кого взяли у неба взаймы
а я не отдам никого пусть останусь в долгу
и пусть темнота по пятам словно преданный пес
ни здесь и ни там я без них не могу н е м о г у
и мне все равно как решится вопрос
Читать дальше