Владимир Высоцкий - Я не люблю…

Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, —
И мерзлота надежней формалина
Мой труп на память схорони́т навек.

А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью
по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба – гляди и не тужи:
Мы здесь подохли – вон он, тот распадок, —
Нас выгребли бульдозеров ножи.

Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу, —
К таким порогам привела дорога…
В какую ж пропасть напоследок прокричу?..

Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась, —
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд, —
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплел —
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.

Уважаемый редактор!
Может, лучше – про реактор?
Про любимый лунный трактор?!
Ведь нельзя же! – год подряд:
То тарелками пугают —
Дескать, подлые, летают;
То у вас собаки лают,
То руины – говорят!

Мы кой в чем поднаторели:
Мы тарелки бьем весь год —
Мы на них собаку съели, —
Если повар нам не врет.
А медикаментов груды —
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг – Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!

Мы не сделали скандала —
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало —
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни —
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов!

Это их худые черти
Бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС…
Тут примчались санитары —
Зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек —
Бился в пене параноик
Как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе!»

Сорок душ посменно воют —
Раскалились добела, —
Во как сильно беспокоют
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись —
Даже кто безумен был, —
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит —
За спиною штепсель прячет, —
Подал знак кому-то – значит,
Фельдшер вырвет провода.
Нам осталось уколоться —
И упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.

Ну а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?»
Мы откроем нашим чадам
Правду – им не все равно:
«Удивительное – рядом,
Но оно запрещено!»

Вон дантист-надомник Рудик —
У него приемник «Грюндиг», —
Он его ночами крутит —
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам —
И подвинулся рассудком, —
К нам попал в волненье жутком
С номерочком на ноге.

Прибежал, взволнован крайне, —
Сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер
В треугольнике погряз:
Сгинул, топливо истратив,
Весь распался на куски, —
Двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме, —
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли.
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник —
Незакрытый пуп Земли.

«Что там было? Как ты спасся?» —
Каждый лез и приставал, —
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как еж, —
Он над нами издевался, —
Сумасшедший – что возьмешь!

Взвился бывший алкоголик,
Матерщинник и крамольник:
«Надо выпить треугольник!
На троих его! Даешь!»
Разошелся – так и сыпет:
«Треугольник будет выпит! —
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!»

Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль, —
Зря «Америку» не глушим,
Зря не давим «Израиль»:
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят —
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!