Вячеслав Ладогин - Спички

Не веришь? Рейна строк коснёмся
(Вкус детства в них, как в эскимо):
«Утомлённое солнце
Нежносмо… нежносмо… нежносмо…
Суди, напрягши разум малость:
Так в этом ритме Рейн и жил,
Кровь, плоть и напряженье жил —
Всё на пластинку записалось.
Какое низкое коварство —
Как пыль смахнуть десятки лет,
Всю жизнь… чтоб обнажился след
Иглы на диске! Мир сорвался
С крючка. И входит в стих само
Нежносмо… нежносмо… нежносмо…

Мой мальчик, знай, канон – не фюрер,
Врёт раз, второй, и вдругорядь,
Но… Отчего всё ж просит Дюрер
Нас лишь природе доверять?
«Что русским», – ты ответишь, – «немцы?
Что понимали возрожденцы»?
Нет, не скажи… Он что-то знал,
Что завораживало зал,
Иначе как – из грязи в князи,
Как в Лувр из Нюрнберга попасть,
Как плюнуть, отрок, бездне в пасть?
…Легко! – Отречься от фантазий,
Писать природу, ей одной
Доверить жизнь, свой дух парной».

Мой слушатель за униженье
Почёл сей «пушкинский» совет,
На карандаш сел, и в сраженье
Пришпорил карандаш поэт,
Чтоб Людам ясно и Светланам,
Кто тут является Русланом,
А бородатый Черномор
Вообще не лез за музу в спор.
Услышав сказку о пластинке,
Фальшивых не желая благ,
Решил гордец: «Разденусь наг,
Пусть птица-вечность в поединке
Расправу с немощным и голым
Вершит когтями на лету,
Даю добро на наготу,
На стыд, на смерть, чтоб стать глаголом,
Озябший, обнажённый муж
Берёт бумагу, чертит душ.

«Оставь», – кричу, – «Твой проклят век,
Вы с детства слушали пластинку…
Ответь мне честно, человек,
Поэт, что нет, не под сурдинку
Всю жизнь ты прожил, что стихами
Твоими правят лёд и пламя,
Что есть в них осень, что видна
Зима в них, лето и весна,
Что в них звезда тебя касалась,
А не являлася во сне,
В звезде, в звезде признайся мне,
Что жизнь была, а не казалась,
Признайся мне… что не винил
Тебя сыграл и сочинил!

Молчит он. Чертит душ. Чудесно!
Так рисовать не снилось мне
(Я не кокетничаю, честно)!
…Что россыпь капель на стене,
Где матовый приклеен кафель,
Узор которого от капель
Как будто виден сквозь туман,
Что длинный никелевый кран,
Что серебристая воронка
Воды, вертлявая, как джаз —
Не оторвёшь от ванной глаз!
А звук! – где глухо, где-то звонко
Вода встречается с водой,
С эмалью, плёнкой и стеной.

Кричу ему: «С печатью красной
Диск вижу! – с золотой фольгой…
Кто сможет сбросить голос страстный
Пластинки? Не предстать нагой?
Никто. Взгляд зеркала весёлый
Свидетель, что король-то голый,
Что нет порядка звучных слов
Без эха записи Битлов,
Всё – эхо. Эхо! Звук без чувства,
Как неприятно быть в рабах
Винила, вязкого в зубах!
Пластмасса, разве ж ты – искусство?
Ты – демон, лермонтовский враг.
Иглою смерч ползёт в овраг.

А он своё: «Как бронза в нишу
Античная, я встану в душ,
Пройдут века, я не услышу,
Застывший, обнажённый муж,
Я стану торс в ином разрезе,
Чем все фонтаны на Боргезе,
Я – жалкий старец, душ – мой храм,
Я в страхе закрываю срам
Руками, ибо вечность-птица
Спешит похитить плоть мою.
Я, полумёртвый галл, стою,
А время незаметно длится».
Так мысля, «полумёртвый галл»
Халат долой, и в ванну встал.

А сам любуется собою,
Своим наброском душевой,
Скульптурной позой, пусть смешною,
Фавн должен быть почти смешной…
Зато: «В империи ты, друже», —
Он прошептал зеркальной луже,
Висевшей в ванной на стене,
Застыв, как мрамор, в тишине.
Настал забвенья час приятный,
И он продлится навсегда:
«Будь вечной, ванная вода,
И гель для душа ароматный!
Живи, чертёж прекрасный мой!
Журчи, вода! Мочало, мой»!

А я ему кричу: «Кружится
Диск чёрный!.. песенки поёт,
И под иглой бороздка мчится,
И свет из-под пластинки бьёт.
Свеченьем из-под щели пьяны,
Туда ныряют тараканы,
Чтоб не вернуться никогда.
То входят души в никуда,
Чтоб никогда не возвратиться.
Пока ещё не доползла
До круга с золотом игла,
То голос длится, голос длится,
Но золочёный красный круг
К нам приближается, мил друг!