Гизелла Лахман - Избранная поэзия

«О ней стихи навзрыд не сочиняем»
И в наших снах ее благословляем,
Но в ладанках не носим на груди.
Зачем? Она у нас — в сердцах,
Недосягаемый и драгоценный прах —
Тот, что не ждет нас впереди,
Когда в чужую землю ляжем,
Что нам не мачеха и не родная мать.

(А ваших слов о «Купле и продаже»,
признаться, не могу понять.)
Болея и сгибаясь под тяжелой ношей,
Мы помним хруст в зубах ее песка,
И грязь и снег на маленьких калошах…
Но мать отвергла нас и ныне далека.
А мы, рожденные и вскормленные ею,
Мы смеем звать ее, как вы, — своею.

Скучают ветры. Жарко. В пальцах
Я клад держу,
И говорю пред сном: «Мой камень
Я удержу».
Но самоцвет из честных пальцев
Исчез во сне;
Лишь аметистовая память
Осталась мне.

Чтобы сделать поляну, нужен трилистник
И одна пчела, —
Один трилистник и пчела,
И еще — мечта.
Но довольно и мечты,
Если нет пчелы.

Жизнь пред концом кончалась дважды.
Жду, думая о дне,
Когда Бессмертие покажет
Событье третье мне,

Что так огромно, непонятно,
Как те, что были дважды.
Разлука — всё, что мы о рае знаем,
Чего от ада жаждем.

Я к ней не шла, но Смерть меня
Любезно посетила;
Карета только для троих, —
Бессмертье с нами было.

Мы тихо ехали, — она
Была нетороплива.
Я бросила досуг и труд,
Чтоб тоже стать учтивой.

В пути мы миновали школу,
Играющих ребят;
Потом поля в зерне тяжёлом
И солнечный закат.

Пред домом стали. Показался
Он небольшим холмом;
Карниз под еле видной крышей
Был только бугорком.

Прошли века: но всех длинней
Был день тот бесконечный,
Когда увидела коней,
Глядевших в вечность.

Ты мне оставил два наследства.
Одно — любовь, мой клад;
Такой любви сам Царь Небесный,
Я верю, был бы рад.

Ты дал мне боль, что бесконечна,
Широкая, как море,
Меж временем и вечностью,
Твоим сознанием и мною.

За красоту я умерла.
Чуть улеглась в могиле,
Как в смежной комнате борца
За правду положили.

Спросил, за что осуждена?
«За красоту», сказала.
«А я за правду — суть одна;
Мы — братья», услыхала.

Как братьям ночью, было любо
Перекликаться нам,
Покамест мох не тронул губы,
Покрывши имена.

Меня и пчёлка не боится,
Мне мотылёк знаком;
Лесной народ меня встречает
С радушьем и теплом.

При мне ручьи смеются громче
И ветрам дуть не лень.
Зачем в глазах сребрится дымка?
Зачем, о летний день?

Сказать я саду не могла —
Была бы я в плену;
И сил не хватит у меня —
Пчеле я не шепну.

И улице не расскажу:
Лотки начнут смотреть,
Как я, наивна, так робка,
Осмелюсь умереть.

Холмам об этом знать нельзя:
Ведь, я бродила там.
О дне ухода не скажу
Я любящим лесам.

И за столом не намекну,
Хотя б движеньем губ.
Сегодня кто-то перейдет
В загадочную глубь!

Я к морю в гости с верным псом
Собралась рано в путь.
Русалки вышли из воды,
Чтоб на меня взглянуть.

Фрегаты в верхнем этаже
С руками из пеньки
Подумали, что села мышь
На мелкие пески.

Никто меня не трогал там…
Вдруг набежал прилив
На мой башмак, на фартук мой,
На пояс мой и лиф,

Как будто проглотить хотел
Меня он целиком,
Как с одуванчика росу.
Я бросилась бегом,
А он — он шел за мною вслед;
Серебряной пятой
Ноги касался, — жемчуг лил
На мой башмак простой.

Когда же в город мы пришли,
Ему совсем чужой,
Отвесив гордый мне поклон,
Ушел прилив морской.