Борис Дзнеладзе… он из первых тех,
Из комсомольцев Грузии Советской,
Он вышел в битву рано, раньше всех,
Со львиной страстью и душою детской.
И смотрит он на город с высоты
Тех ранних лет, чей подвиг тяжкий поднял.
Не потому ль ловлю его черты
Я в комсомольском племени сегодня?
1948
Снова звезды повисли
Над улиц пустеющим дном,
Замирает Тбилиси,
Темнеет окно за окном.
Точно в горле кувшина,
Тишина на реке,
Только где-то машина
Прошуршит вдалеке.
И дома закачались
На волнах темноты,
Вот уж в мире остались
Лишь две белых черты.
Угол белый и звонкий
Кошуетской стены,
Нарисованный тонкой
Рукою луны.
Больше линий не надо,—
Что среди темноты
Спят Тбилиси громады —
Скажут эти черты.
Нет ни проблеска света,
Кроме них — только мрак,
Может, краткость вот эта —
Лучший мастера знак!
1948
282–288. РАДУГА В САГУРАМО
Она стояла в двух шагах,
Та радуга двойная,
Как мост на сказочных быках,
Друзей соединяя.
И золотистый дождь кипел
Среди листвы багряной,
И каждый лист дрожал и пел,
От слез веселых пьяный.
В избытке счастья облака
К горам прижались грудью,
Арагвы светлая рука
Тянулась жадно к людям.
А гром за Гори уходил,
Там небо лиловело,
Всей пестротой фазаньих крыл
Земли светилось тело.
И этот свет всё рос и рос,
Был радугой украшен,
От сердца к сердцу строя мост
Великой дружбы нашей.
1948
2. «Ломаются и хрипнут голоса»
Ломаются и хрипнут голоса,
И новые идут на смену им.
Теперь не разберусь уже и сам,
Принадлежу я к голосам каким.
Оставшись войн великих ветераном,
К спокойному не склонен рубежу, —
И лишь пахнет в лицо мне ветер ранний —
Я в новый путь веселый выхожу.
И хочется еще мне говорить
О зареве, бегущем невской льдиной,
И о пожаре медленной зари
Над мирною Мухранскою долиной.
Они со мной — походный мой мешок
И сапоги с подкованной подошвой,
Чтобы стихам шагалось хорошо
В большом пути под самой трудной ношей.
И в тихом Сагурамо я живу,
Как будто бы в блаженном сне богатом,
Лишь потому, что грозно наяву
Я слышу грома дальнего раскаты.
И стих встает к оружью, как солдат,
Проспавший ночь у друга на биваке
Под крышей — и встающий снова в ряд
Для боевой, для стиховой атаки!
1948
Желтый лес, синий снег,
Новый снег — вчерашний,
Как уснувший печенег —
Крепостная башня.
Красный светится кизил
В золоте осеннем,
А по снегу заскользил
Свежий след олений.
Весь наполнен солнцем лес,
Будто снова лето,
Далеко внизу — Загэс,
Под ногами — Мцхета.
Грузия внизу плывет
Сказочным рассказом,
И времен водоворот
Можешь видеть глазом.
Даже года времена
Здесь смешались тоже,
Голубая крутизна
На стихи похожа.
Это песня — не гора,
Эти строки — склоны,
Эти тропы серебра,
Этот лес червонный!
1948
4. «Представить не могу Кахетии…»
Представить не могу Кахетии
Я без стихов Шаншиашвили,
В какое славное столетне
С какой землей они дружили!
Он всё такой же — крепкой поступью
Идет, как в годы молодые,
Над Алазани пенной россыпью,
Каким узнал его впервые.
Среди народа в праздник попросту
Еще ворваться может в танец
И в дом с большой вязанкой хворосту
Войти, как истинный джуганец.
И, сидя с ним за чашкой глиняной,
Вино пригубливая красное,
Я удивляюсь, сколько именно
Он знает истинно прекрасного.
Он знает нравы и обычаи,
Общегрузинские, джуганские,
И песни, полные величия,
И сказы острые крестьянские.
То нежным может быть, то жалостным,
То, расстегнувши пояс узкий,
Взметнется, захохочет яростно,
Как дух из сказки чиаурской.
А в ночи те, что в память врезаны,
О, сколько им в стихах поведано
О судьбах родины истерзанной,
Несчетно проданной и преданной.
Читать дальше