Топя их враз
В холодной быстрине,
Стальной рассказ
Река кидала мне.
От строк шумящих
Глаз отвесть не мог,
От тех летящих
Леденящих строк.
Их голос плыл
И в уши грохотал:
«Какой ты был,
Каким теперь ты стал…
Смотрел в меня,
В Арагву, ты тогда
При свете дня —
В те юности года.
Смотри ж сейчас,
Мы вместе и одни —
В полночный час
В седой поток взгляни…»
Торчали камни,
И по их плечам
Стекали славно
Струи, клокоча.
Я камнем не был,
Волнами тесним,
И, видит небо, —
Я не буду им.
Фонарь сиял,
Жестоко обнажив
Зеленый шквал
И всплески, как ножи.
Сверкали искры
В свете фонаря,
Как будто освещала их
Заря.
И каждая жила
В огне волны,
Как будто шла
Из самой глубины,
Пронзая ночь
И ночи непокой…
Я был, Арагва,
Искрою такой!
1948
Что там ни говори,
А есть места на свете,
Где смотришь как с горы,
А день особо светел.
Таков, Тбилиси, ты,
Тут не в соблазнах дело,
А в чувстве простоты,
Душевной до предела.
В словах, что будут жечь,
Испепелившись даже.
И в щедрой смене встреч,
Чей след на сердце ляжет.
И в верности такой,
Что всё ничто пред нею,
Когда уж не рукой,
А жизнью жертвуй всею.
1948
2. «А сколько, Тбилиси, тебя воспевало…»
А сколько, Тбилиси, тебя воспевало,
Стакан осушая до дна.
Прибавь к этим сонмам великих и малых
Еще одного, старина!
Не буду с тобой совещаться о деле
И славить иль в честь твою пить —
Я просто люблю на проспект Руставели
Без всяких забот выходить.
Смешаться с толпою тбилисцев и с ними
Пойти по знакомым следам,
Где, может быть, встречу далекое имя
И вновь его сердцу отдам.
Увижу я там, в переулках гадая,
Пройти — не пройти мне по ним,
Грузинка сидит на окне молодая,
Беседуя с другом своим.
Взгляну и сойду переулком негладким,
По тихой Судебной потом.
Я вижу, что всё в этом мире в порядке,
В вечернем, тбилисском, большом.
А в комнате ночью ко мне на свиданье,
Все стулья заняв и кровать,
Сойдутся все прошлые воспоминанья
Тбилисскую ночь коротать.
Мы плакать не будем, смеяться не будем,
Мы просто поговорим
О том, что всегда вспоминается людям,
Когда не до отдыха им.
<1948>
3. «Над Тбилиси шум рабочий…»
Над Тбилиси шум рабочий,
Он с утра над головой,
И смолкает только к ночи
Этот грохот трудовой.
Ты сегодня как столица
Еще краше, чем вчера,
И с тобою не сравнится
Ни Багдад, ни Тегеран.
Если б ты Багдад увидел,
Этот рабства пыльный ад,
Ты заплакал бы в обиде
За униженный Багдад.
Что б ты видел в Тегеране?
В лязге денег и оков
Он живет как бы в дурмане,
Под надзором чужаков.
Ты же, вольный и красивый,
Всей страны любимый сын,
Дети пишут здесь курсивом:
«Я — советский гражданин!»
Ты врезаешься с разбега
В степь и в горы над Курой,
Город пламенного века,
Новой доблести герой.
Через всех хребтов громаду
Светит, взрезав ночи мрак,
Тегерану и Багдаду
Большевистский твой маяк!
<1948>
4. «Мне кажется, что я встречался с ним…»
Мне кажется, что я встречался с ним
Уже не раз: на Рионгэсе или
В тквибульских шахтах, с крепким, молодым,
Которого все знали и любили.
Или его я видел стороной
В полях колхозных юга Алазани,
Иль он промчался нынче предо мной
Средь комсомольцев в конских состязаньях.
Или в горах сванетских привелось
Однажды нам палатки ставить рядом,
Или на Красной площади как гость
Он любовался юности парадом.
А может быть, мелькнуло мне в пургу
Его лицо под белым капюшоном
В окопах где-то или на снегу,
Пороховой пыльцой запорошенном.
Не помню я. Но этот взгляд прямой,
Не легкий шаг, развернутые плечи
Встречаю я, когда иду домой,
На улицах тбилисских каждый вечер.
Но не было всего, что написал,
Его не встретить никакой порою:
Он крепко врос в высокий пьедестал
В большом саду над старою Курою.
Читать дальше