Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

Он бы плыл по Ахты-Чаю
Как умел,
Валуны в пути встречая бы —
Гремел.

Перекаты б пенил грудью,
Мыл бока,
Любовались бы им люди
Да река.

Полюбил бы над рекою
Путь луны,
Что, не грея, беспокоит
Валуны.

Захлебнулся бы он страстью
Невзначай,
Утонул в твоей бы пасти,
Ахты-Чай.

Посмеялись бы кувшину,
Так и быть,
И пошли в духан к тушину
Чачу пить.

Но совсем иным потоком
Бьет Москва,
Тонет в пламени глубоком
Голова.

Только нет здесь Ахты-Чая
Под рукой,
И кувшин-то здесь нечаянно
Другой.

Уедешь ты к оливковым
Кремнистым берегам,
Я буду знать урывками,
Как поживаешь там.

И кто с тобой встречается,
И с кем ты весела,
Волна ли там качается,
Цветет ли там скала.

В ночь лунную, крылатую,
Пустынную до слез
Взгляни на узловатые
Побеги серых лоз.

И в меловой покорности,
В нежданной простоте
О северной упорности
Напомнят лозы те.

И о далекой верности
Прочтешь, как по складам,
По этих лоз безмерности,
Не сдавшейся годам.

Мир молодой, как небо на заре,
Встречал меня на той полугоре.
И, книжным словом не оскорблена,
Чернела леса дальняя стена.

И созданная заново роса
Гордилась тем: росу пила оса.
И шепоты властительные трав,
В свое дыханье мощь земли вобрав,
Вступали в спор с могучею осой,
Был у осы граненый глаз косой.

Казалось, шепчет мне полугора
Мильоном уст: «Тебе устать пора».

Я сел на пень. Я вспомнил жизнь свою.
Я унижать ее не устаю,
Разменивать на мусор малых дел,
Как будто не поставлен ей предел.
И, может быть, уж вся она за мной,
Как этот холм перед лесов стеной.
И объяснить я должен муки все
Немедля — курослепу иль осе.

Кому еще? Я вспомнил город твой,—
Ты спишь еще, и сон над головой,
Закрыты ставни. Улица гремит
Железом всех сомнений и обид.

Ты спишь еще. Еще твоей рукой
Владеет жизни комнатной покой.
Ты — легкая, не знавшая родов,
Ты — вольная в неволе городов,
Ты тихо спишь — и, как у статуй ровно,
Твои глаза глядят еще условно!

Был майский день, но ветер шел с залива,
И вел туман и ставил на холмы,
Как будто бы из мглы неторопливой
Являлось мне видение зимы.

На старый снег похожи стали воды,
Свинцовостью мерцая снеговой,
Но не было мне дела до природы
И до ее поруки круговой.

Лишь потому мне и приснился буер,
В глубокий снег ушедший до плеча,
Что только ты всей образною бурей
Моих стихов владела в этот час.

И, твоему покорен самовластью,
Стал буер яхтой, легкою как дым,
И он прошел, как скромный вестник счастья,
Прорезав сердце килем ледяным.

То не был сон, что путал время года,
Но дальний плеск одной волны родной.
Туман исчез, весенняя природа
С твоей улыбкой встала предо мной.

Как след весла, от берега ушедший,
Как телеграфной рокоты струны,
Как птичий крик, гортанный, сумасшедший,
Прощающийся с нами до весны,

Как радио, которых не услышат,
Как дальний путь почтовых голубей,
Как этот стих, что, задыхаясь, дышит,
Как я — в бессонных думах о тебе.

Но это всё — одной печали росчерк,
С которой я поистине дружу,
Попросишь ты: скажи еще попроще,—
И я еще попроще расскажу.

Я говорю о мужестве разлуки,
Чтобы слезам свободы не давать,
Не будешь ты, заламывая руки,
Белее мела, падать на кровать.

Но ты, моя чудесная тревога,
Взглянув на небо, скажешь иногда:
Он видит ту же лунную дорогу
И те же звезды словно изо льда!

Едва плеснет в реке плотва,
Листва прошелестит едва —
Как будто дальний голос твой
Заговорил с листвой.

И тоньше листья, чем вчера,
И суше трав пучок,
И стали смуглы вечера,
Твоих смуглее щек.

И мрак вошел в ночей кольцо
Неотвратимо прост,
Как будто мне закрыл лицо
Весь мрак твоих волос.