Николай Добронравов - Как молоды мы были

В кювет тарантас наш летит – будь здоров! —
уже без мотора и без тормозов.

Теперь понаставили всюду палатки.
И в них продают от Державы остатки.

Страну продают – да все чаще на вынос, —
со знаком не «плюс» для Державы, а «минус».
Так, значит, еще от России убудет.
Торгуют Державою новые люди.
Они энергичны. Они моложавы.
Мы начали рынок с продажи Державы.

Среди прочих реклам, что проели мозги,
нынче всюду пестрят объявления:
«Продается участок у самой реки
и делянки для новых строений».

А для тех, кто не очень понятлив и для
тех, кто врубится всенепременно,
пишут нынче и так: «Продается земля».
Откровенно. И современно!

«Продается земля. Продается земля» —
раньше это шептали украдкой.
А теперь транспарант
«Продается земля»
над Рублевкой и над Ленинградкой.

Поначалу как будто шел свет из Кремля…
Начиналось как будто за здравие!
А посмотришь теперь:
«Продается земля» —
и Рязанщина, и Ярославия.

Все в России сегодня идет на торги.
Мы – заложники приватизации.
Продается усадьба. И дом у реки.
И рыбалка должна продаваться.

Наверху озадачены:
в «этой» стране —
что еще бы отнять у народа?
Есть проект продавать по приличной цене
за кордон
нашу пресную воду…

Нам и так на земле все труднее дышать.
Души юных сражает бессилье.
Может, скоро и воздух начнут продавать
олигархи из новой России?

Говорили нам деды: «Бесценна земля.
Ничего нет родней…»
Тем не менее
«Продается земля. Продается земля» —
все пестрят и пестрят объявления.

Все хочу космонавтов спросить, что летят
на дорогах, недавно открытых…
Что, какие рекламы висят
там, на дальних межзвездных орбитах?

Пусть расскажут, дадут свой разумный ответ:
как сейчас, в нашем рыночном раже,
не пришел ли черед и небесных планет
на космической распродаже?

Нет ли нынче и там, среди прочих реклам,
чтоб мы, сирые, знали заранее:
«Продается, мол, некий космический хлам
и планета – Земля и земляне».

Мы давно уже здесь потеряли покой,
и, уж если спасения нету —
кто,
какой олигарх или дьявол какой
купит нашу родную планету?

Черный парус над Волгою реет.
Время новых монет и идей.
Первым делом – убрать поскорее
с глаз долой стариков и детей.

Повернувши на запад антенны,
скажут: времечко ваше ушло…
Мы – индейцы. Мы – аборигены.
Нам осталось всего ничего.

Дело близится к скорой развязке.
Стала жизнь веселее и злей.
Знаменитые русские сказки
съел заморский злодей Бармалей.

Честность стала монетой разменной.
Смерть добра. Кошелька торжество.
Мы – индейцы. Мы – аборигены.
Нам осталось всего ничего.

Запустенье славянского брега.
Вся Европа – разверзнутый ад.
Под разбойную музыку века
православные церкви бомбят.

Снова шляется горькое горе.
На разбитых дорогах – разбой.
И томятся холодные зори
над покинутой нами землей.

Дорогая страна расставанья!
Мой навеки покинутый дом…
Запоздалая нежность прощанья
подступает к гортани комком.

Русь навеки уходит со сцены.
Люди схожи с опавшей листвой.
Мы – индейцы. Мы – аборигены.
Нас осталось всего ничего.

Мы уже не взойдем из-под снега.
Я – никто. Я – ничто. Я ничей.
Не схватиться за поручни века
проходимцев, убийц, палачей.

Смутной жутью отравлены гены.
Божье предали мы Рождество.
Мы – индейцы. Мы – аборигены.
Нам осталось всего ничего.

Нету средств к существованью.
Не в цене сегодня труд.
Слесарь просит подаянья.
Безработным подают…

Урезается питанье.
У сирот во всю крадут.
Дети просят подаянья —
их жалеют, подают…

Пенсионная удавка.
А старик еще не плох.
Ладно… Выпишем прибавку.
Жри, проклятый, чтоб ты сдох!

В Академии разруха.
Красть ученый не горазд.
Просит милости наука.
Кто поможет? Кто подаст?

Рынок – божье наказанье.
Ум – за разум. В сердце – лед.
Совесть просит подаянья.
Ей никто не подает.