Игорь Павлов: Вифлеемский младенец

В конце верхней галереи Воин, тот, что у городских ворот
Службу нёс, стоял безмолвно – он закрыл собой проход.
Хладнокровен, без эмоций… – плоть и кровь он человека,
Но в глазах его был зверь! Для него… нет не помеха:
Стар иль млад, мать и дитя… Он готов их всех убить…
Он – чудовище, просто в доспехи одето… Не ходить!
Здесь смерть! – вид его пугал несчастных!
Те бросались от него, чтоб не видеть глаз ужасных.
Кто-то в ужасе в проход от отчаянья стремился.
Кто-то прыгал с галерей и в падении разбился.
Смерть везде ждала людей: в западню они попали,
И младенцев, матерей хладнокровно убивали.

«Что ж, Вольтигий, ты был прав, – резню сверху наблюдая, –
Поручив мне этот пост! – воин думал, размышляя. –
Молодой легионер пост оставил – несомненно!
Проявить себя в резне захотел бы – непременно!
И тогда проход открыт – брешь была бы в западне!
Кто-то смог спастись тогда, но не вышло – хвала Мне!»

Только Воин так подумал, видит – женщина бежит.
На руках её ребёнок. Здесь проход… но он закрыт!
Воин твёрдою рукою на Младенца меч нацелил.
«Вот мой первый убиенный!» – в это он почти поверил.
«Но в последний миг случилось то, что чудом назову!»
Воин меч из рук роняет – боль ужасная в глазу.
Пчела, ребёнка защищая, ранит жалом глаз ему.
Жало, как стрела, вонзилось. «До сих пор я не пойму!
Яд пчелиный сделал дело – я от боли просто выл!
Отключился я на время, и проход свободен был!
Эти несколько минут – им хватило для спасенья.
Я очнулся. Но их нет! Я далёк был от прозренья.
Вниз по лестнице бегу, себя гневом подгоняя.
Как лев рыкаю, рычу – только их схватить мечтая!
Но нигде их не нашёл и в уныньи возвратился…
Их как будто след простыл, их спасенью я дивился…

Ирод-царь был недоволен – велел город оцепить!
И приказ его ужасный: в городе всех детей убить!
Вольтигий мрачен был – на меня ругался грязно.
Всё как было рассказал, но, похоже, что напрасно.
Он вернул меня на пост: “Марш вход в город охранять!
Выходящих там людей, скот и скарб [8]их проверять!
Помни! Мы должны найти всех детей и их убить!
Ирод-царь в безумном гневе! Ты не должен пропустить
Никого с детьми – иначе, головы нам не сносить!
Будь жесток! Я не хотел бы это дело провалить!”»

Вифлеем был полон скорби: плач и вопли, стоны, крик!
Убиенные младенцы ради власти – грех велик!
Люди в панике и страхе – мысль одна – уйти быстрей!
Вифлеем покинуть надо и как можно поскорей!
Но везде стоят солдаты – ищут маленьких детей.
Где мальчишку спрятать могут? Понадёжней, похитрей?
Думал Воин, проверяя скарб испуганных людей.
«Во фруктовой ли корзине? Мне открыть, и побыстрей!
Вьюк огромный в караване… Снять с верблюда! Развязать!
Что в кувшине? Только масло? Крышку требую я снять!
Обхитрить себя не дам я! – твёрдо я тогда решил. –
Скрыть ребёнка невозможно, кто бы как бы не хитрил!»

Только Воин так подумал, видит – молодая женщина идёт.
С ней мужчина лет преклонных, посох лишь в руке несёт.
Что-то в женщине знакомо – рост, походка… Тот же лик!
Это та мать молодая! Воин вздрогнул в тот же миг.
«Нет! Ошибки быть не может! Головой клянусь – она!
А мальчишка? Где ребёнок, тот, кого она спасла?!»

Одеяние этой женщины что-то под собой скрывало.
Когда ближе подошла – ткань силуэт обрисовала.
На руках Младенец был, лишь сидрийя [9]его накрывала.
«В этом был уверен я – вновь дитя она спасала!»

Воин хищно посмотрел: «В этот раз вам не сбежать!»
Заградил дорогу быстро: «Стой! Проверка! Всем стоять!»
Мужчина вздрогнул от испуга, нервно в руке посох сжал.
«Мы идём работать в поле. Пропусти нас», – он сказал.

Воин хитро улыбнулся: «Только надо показать,
Что жена твоя скрывает под сидрийей? Надо знать!»

«Отпусти нас, Воин, с миром. Это мой тебе совет!»
Ты не должен знать…» «Нет! – воскликнул Воин. – Нет!»