Друзья! Вы знаете, моя душа
Раньше гнездом пустым была;
Теперь в ней поселилась птица
И о любви петь песни начала.
Я вас прошу, о трубадуры леса,
Не говорите никому про это!
Мария – как ванильная лиана,
Что крепко сердце обвила поэта.
Когда умру я, меня похоронят
Под пальмами высокими в долине;
И буду знать, что милая Мария
Грустит среди бамбука ныне.
*Манака – бразильский цветок с прекрасным ярким ароматом.
Приди, ветер полевой
Слушать пенье моих лир.
В душе моей пустыня,
Пустынен целый мир.
Где сейчас моя сеньора?
Я о ней петь не устану.
Плачь, играй, моя виола
Виолиста из сертана*.
Она днём ушла куда-то,
Чайкой упорхнула прочь.
Как росинка, что спустилась
По цветку в прохладну ночь.
Моя песенка грустна,
Сердцу грустно постоянно.
Плачь, играй, моя виола
Виолиста из сертана.
Я сказал: она вернётся,
Да с цветами сапукайи*.
Много времени прошло,
Уж цветы давно увяли.
Птица, что вдали летает,
Где любовь моя румяна?
Плачь, играй, моя виола
Виолиста из сертана.
Не могу жить без любимой,
Мне уже не милы степи.
Далеко за ней пойду я,
Далеко, за горны цепи.
Грустно, что я словно раб,
И на сердце моём рана.
Плачь, играй, моя виола
Виолиста из сертана.
*Сертан – засушливая бразильская степь.
*Сапукайя – бразильское дерево
О Бог! О Бог! Поговорить пытаюсь я с Тобою….
В каком Ты мире, под какою скрыт звездою
Небесный Твой чертог?
В течение двух тысяч лет кричала Тебе в вечность,
Но голос мой напрасно убегает в бесконечность…
Где Ты, Господь Бог?…
Как Прометея приковал меня к скале однажды
В пустыне Ты, где так страдаю я от жажды,
Навеки став рабой…
И дал мне солнце раскаленное вместо орла,
Земля Суэцкая поверх ступней моих легла,
Цепь заменив собой…
Изнемогающая в муках лошадь бедуина
На спину падает, ударами кнута гонима,
И умирает посреди песка.
Мой кровоточит круп, и боль бежит сквозь поры,
Вместо кнута – самум*, безжалостный и скорый,
Им бьёт меня Твоя рука.
Мои родные сёстры счастливы, прекрасны…
Спит Азия в тени спокойно, сладострастно
В гаремах султана.
Или на спины четырёх белых слонов*
Укладывает ценный бриллиантовый покров
На берегах Индостана.
Там Гималаи… Настоящий сказочный пейзаж…
И любящая Ганг-река целует нежно пляж
В кораллах цвета ягод…
А небо пламенеет под мизорскими* ветрами.
Спит Азия во храмах, посвящённых Браме* —
Внутри огромных пагод…
Европа, вечная Европа – славою окружена!…
Ослепительная женщина… капризная она,
Куртизанка и королева.
Художница – творит из мрамора Каррары*
И поэтесса – гимнами поёт красу Феррары*,
Стремясь во всём быть первой!
Сияет в лаврах славы, и победы все в её руке.
Глава её в короне, словно во фригийском колпаке*,
Венчает её шею.
Мир после неё – лишённый разума влюблённый;
Безумным шагом, словно чарами пленённый,
Следует за нею.
Но я, Господь! Грустна, оставлена доныне…
Я заблудилась посреди большой пустыни,
Потеряна в пути…
Если я плачу, слёзы пьёт пылающий песок.
Зачем мой плач, скажи мне, милостивый Бог!
Ответа не найти…
Страдаю от жары, мне не хватает тени леса.
И здесь нет храма, нет церковного навеса.
Лишь знойная земля…
Когда в Египте к пирамидам я взойти хочу,
Напрасно, к небесам взывая, плачу и кричу:
«Господь, укрой меня!..»
Мой лоб посыпан пеплом, как чело пророка,
А голова в песке, что подымает ввысь сирокко*,
С песчаной бурей я борюсь…
Иду я по Сахаре, на мне – саван погребальный.
Увы! «Там Африка! – вещает путник дальний, —
Одетая в белый бурнус*…»
Не видит, что пустыня – саван, а не платье,
Что в тишине сильнее одиночества проклятье,
Живущее в моей груди.
А в почве той чертополох лишь расцветает,
И Сфинкс огромный каменный зевает,
В небо безразличное глядит.
Из Фив* среди разрушенных колонн
Аисты задумчивые смотрят в небосклон,
За бесконечный горизонт…
Где вдалеке белеет странствующий караван,
Верблюды медленно уходят прочь от египтян —
То Эфраимовых сынов* исход…
Читать дальше