Array Сборник - «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2

– Ей три года, а она говорить даже не умеет, – то ли сочувственно, то ли осуждающе объяснила, вдруг оживившись, Ольга.

Антонина ласково коснулась рукой белесого ёжика едва отросших волос на головке девочки и хотела взять её на руки, но Ольга сказала:

– Да нечего её приучать. Мы уйдём, ей ещё хуже будет. Она же живёт здесь.

Как подтверждение слов племянницы, в палату разъярённой фурией влетела нервная санитарка с ворохом белья. Она начала застилать пустующие кровати, бормоча под нос:

– Ироды, мать вашу так, ни стыда ни совести…

Ольга поморщилась и вопросительно взглянула на тётку, а санитарка, дойдя до кроватки в углу, взвизгнула:

– Лизка, опять всю постель зассала, засранка!

Сорвала с постели мокрые простыни, хищно обернулась, подскочила к переставшему дышать ребёнку, схватила, бросила на постель, сорвала пижамные штаны и хлестнула ими по нежной плоти…

– Сиди тут, бестолочь!

– Ах, нельзя же так! – горестно вскричала не успевшая опомниться Антонина.

Санитарка пренебрежительно окинула её взглядом:

– Добрая, да? Взяла бы да нянькалась бы с ней, коли такая добрая! Понарожают да покидают, как кошки, – вышла с охапкой мокрого белья, всем видом выражая презрение и негодование.

Голенькая Лиза горестно сидела в углу кровати, съёжившись, и Антонину поразило, с каким взрослым упорством ребёнок сдерживал рыдания, стискивая скулы и едва переводя дыхание.

Бездетная Антонина, чьё сердце давно заходилось затаённой болью при виде каждой детской коляски, раздобыла чистую пижаму, переодела ребёнка, тайно восхищаясь: ах, ручки, ах, ножки, младенческая нежная припухлость, шелковистость тонкой, почти прозрачной кожи, проговорила тихо несколько раз:

– На горшочек надо, где у Лизы горшочек, под кроватью. Лиза хорошая девочка.

Подхватив лёгкого, как пёрышко, ребёнка, Антонина пошла к главврачу.

– Ну да, – подтвердила главврач, – мать этой девочки в местах лишения свободы, хроническая алкоголичка, лишили родительских прав, девочка была у нас тут на карантине, да так и осталась, детские дома переполнены, – врач внимательно посмотрела на Антонину. – Свои дети есть у вас?

Антонина вздрогнула, как всегда при этом вопросе. Врач не стала дожидаться ответа.

– Девочка без врождённых дефектов. Педагогическая запущенность чудовищная, но при правильном подходе… А санитарке я нагоняя дам. Хотя и её понять можно. Вы в пятой палате не были? И не надо, не надо.

Перед выходом Антонина всё же заглянула в эту палату. Там лежали брошенные младенцы. Многие дефективные, с непропорционально раздутыми головами, деформированными лицами. Некоторые дети возрастом около года с довольно правильными чертами лица не умели сидеть, держать головку. А в одной кроватке сидел младенец-переросток, ростом с двухлетнего, и, вцепившись в прутья кровати, бился о них головой, мыча раззявленным слюнявым ртом.

На следующий день Антонина попросила главврача разрешения погулять с Лизой в больничном парке. Тогда в первый раз Антонину поразила эта детская походка – словно из страха упасть ребёнок вдруг взлетал и летел над землёй, лишь для вида едва касаясь её ножками. Увидев новый объект, цветок или птицу, Лиза восхищённо всплескивала ручками и издавала такое удивлённо-восторженное междометие, что, выговорив по слогам название предмета – «пти-ца», «цве-ток» – Антонина едва не теряла сознание от острого приступа счастья.