Седые ели – старые солдаты —
Качают равнодушно головой.
Дорогу снежным пухом укрывает,
Чтоб не скучать, включу себе шансон.
Не громыхают здесь с утра трамваи
И не тревожат твой беспечный сон.
Глаза любимые твои на фото.
Платок, в карман положенный тобой.
Вот если б ты ждала за поворотом,
И мы б пошли гулять по мостовой…
Бальзам на сердце – ровный гул мотора,
При свете фар – снежинок кутерьма.
Я здесь пашу, чтоб с гадом-кредитором
В расчёте быть! Сгори его чалма…
Здесь мир иной. Работа. Север. Воля.
Тайга не стерпит лень или обман.
Но в мыслях ты, а не родимый «Полюс».
Темнеет… Начинается буран…
Присел Мазай к костру, прищурясь хитро:
– У нас в тайге курьёзов пруд пруди.
Вот вы тут толковали за пол-литру.
Я помню, как-то случай был один.
Бригада лесорубов лес валила.
Закончили делянку бить в обед.
И Федьке-трактористу нужно было
Сменить стоянку мужикам чуть свет.
К вагончику подъехал, прицепили.
И тут подходит Мишка-бригадир:
– Будь человеком! Так давно не пили!
Пока доедем, чем тут не трактир?
«Сухой закон», известно. Стал канючить:
– Чтоб век мне жаркой баньки не видать!
Всё обойдется, мы – народ везучий.
Ты разреши в вагончике поддать.
Не можешь петь – не пей сегодня с нами,
И с норками случается песец.
Тебе стакан прибережём с парнями.
Тайга не выдаст – и медведь не съест.
Известно, что народ сибирский крепкий.
Задорно, бесшабашно водку пьют!
С такими можно к бабам и в разведку,
А в караоке как потом поют!
– Ну, мужики, тогда я вас закрою.
Чтоб, так сказать, подальше от греха.
И Фёдор газу дал. Включив вторую,
Конём железным будку стал тягать.
Раз дёрнул… дёрнул два… Вагон ни с места!
Примёрз к просторам вечной мерзлоты.
На всю рванул, как будто в знак протеста —
И потянулись длинные версты.
Порой назад посмотрит для контроля.
В окошке чья-то морда, как свекла!
В разгаре пьянка, видно, все довольны.
Жаль, песен не слыхать из-за стекла…
Довёз нормально. «Как мои гуляки?»
Пошёл вагончик Федька открывать.
А там бригада – лают, как собаки!
«Пи… пи… пи… пи…!» И хором: «Твою мать!»
Когда вагончик дёрнул он всей силой,
То днище ржавое осталось среди мхов.
Тянул пешком бригаду, как дебилов,
По бурелому и поверх пеньков…
Шаг вправо или влево – сразу «вышка»!
Тернистым получился марш-бросок.
– А ящик с водкой? – Оторвалась крышка!
В руках несли, схватив, кто сколько смог!
Мазай допил чаёк вприкуску с мёдом:
– Бывает не до водки мужикам!
И ухмыльнулся собственным невзгодам:
– Вот мне нельзя ж на вахте и ста грамм!
Пусть вольный ветер гривы шелк ласкает.
У иноходца звон из-под копыт
Хрустальным звоном душу завлекает,
Так сердце вдаль стрелой моё летит!
И конь мой верный встанет у обрыва,
Всю жизнь его напрасно торопил…
Пусть ноги жжет колючая крапива,
Я жар разлук, хмелея, часто пил…
Разрежу путы, что меня связали.
– Ну, выручай! Вперед, мой вороной!
Ты весь седой, но живы наши дали!
Лети родной, отчаянно шальной!
Коль жить – так жить! До смерти без упрека!
Любить – чтоб сердце только ей одной!
Помять траву и не заметить срока,
За жизнь платить отчаянной ценой.
А если смерть – то лучше в бравой сече!
Не под седлом, без шпор и без узды…
А я сойду… Я грешен и не вечен.
Хоть старый конь не портит борозды…
Я врал, когда любимой называл,
Я врал, когда ласкал тебя ночами.
Кривил душой, но в холод укрывал
И путь к постели украшал свечами!
Зачем дарил подарки и цветы,
В саду соседском розы воровал…
Что в целом мире для меня лишь ты,
И это все я тоже нагло врал!
К тебе спешил в грозу и снегопад,
Чтоб охранять тебя от разных бед!
Обманывал и часто невпопад,
Что ты одна – души волшебный свет.
А помнишь, поломала ты каблук?
Тебя в тот день принёс я на руках.
И ложь мою не спрятал сердца стук
И частый пульс в седеющих висках.
Исчезнут звезды в небе поутру,
Ночной закончив в небе карнавал.
Вот и сейчас себе я нагло вру,
Про то, что я тебе, и правда, врал…
Проведал мать, пусть видит – я такой же!
Ну, здравствуй, милая! Не будем про дела.
Мать, ты не злись, что редко, но живой же!
Ведь ты всегда понять меня могла.
Читать дальше