Петр Киреевский - Собрание народных песен

Как поехал князь Михайло
Во царскую во службу,
Как приказывал княгиню
Своей матушке родимой:
— Береги ж мою княгиню
И корми мою княгиню
Бел-крупичатыми колачами,
И ты пой мою княгиню
Сладкою сытою [38] Сыта — разварной мед на воде. . —
Не успел князь Михайло
С широка́ с двора съехати,
Его матушка родима
Жарко мы́ленку топила,
Жарко мы́ленку топила,
Горючий камень разжигала:
— Ты пойдём-ко, моя невестка,
В мыленку — помою,
В мыленку — помою,
Твой животик поправлю. —
Как клала ее матушка
На белую лавочку,
Как клала горюч камень
На белую грудь.
Уж как первый раз она закричала, —
Добрый конь его спотыкну́лся:
— Ахти, братцы, нездорово!
Либо матушки не стало,
Либо молодой княги́ни! —
Как к воро́там подъезжает,
Его слуги встречают:
— Ох, вы, верны мои слуги,
Всё ли дома здорово?
— Слава богу, да не са́мо [39] Не само — не совсем, не очень. ! —
На высо́ко крыльцё входит,
Его нянюшки встречают:
— Ох, вы, няньки мои, мамки,
Всё ли дома здорово?
— Слава богу, да не са́мо! —
Во новыя сени входит,
Сенны девушки встречают:
— Ох, вы, сенны мои девушки,
Всё ли дома здорово?
— Слава богу, да не са́мо! —
Во высок терем входит,
Его матушка встречает:
— Государыня матушка!
Да где ж моя княгиня?
— Твоя княгиня во светлой светлице,
В дубовой гробнице. —
Скоры ноги подгибались,
Бе́лы руки опущались,
Белы руки опущались,
Ясны очи закрывались.
Его матушка родима
Позили [40] П. В. К. оставил это слово со знаком вопроса. Вероятно: по зели, зель — зелень , зеленя, могила, обросшая новой травою, иначе «буевка». — Прим. изд . гуляет:
— Ахти, братцы, согрешила,
Я три души погубила:
И я сына, я невестку;
Молоденца я во чреве!

Как и взго́ворит Федор:
— Истопи-тко, Марья, баню
И нагрей воды теплее!
Ты пойдем-ка, Марья, со мною! —
Как пришла Марья в баню,
Уж как взговорит Фёдор:
— Ты скидай, Марья, рубашку! —
Буйну голову под лавку,
Белы ручки под полочик,
Резвы ножки под поро́жик,
Бело тело на поло́чик.
Как пришёл Федор из бани,
Он и стал дитя качати;
— Ты ба́ю, ба́ю, дитятко!
Баю, милая сиротка!
У тебя мамы нету,
У меня Марьи нету! —
Покликал к себе две гостьи,
Да две гостьи Федосьи;
Уж как взговорит Фёдор:
— Вы подите за меня за́муж! —
Уж как взговорят две гостьи,
Да две гостьи Федосьи:
— Нет, нейдём мы за тебя за́муж!
И над нами тож будет,
Что над Марьею над твоею! —
Уж покликали его на сени,
Уж и больно его секли,
Шесть недель соком поили.

Ты крапиво ли крапиво, зла-стрекучая,
Одолела ты, крапива, поле чистое,
Что ни конному, ни пешему пройтить нельзя,
Что ни мне ли, доброму мо́лодцу, проехати!
Проходил тут — проезжал удал-добрый мо́лодец,
Что во те ли во снега-снега глубокие,
Это в те ли во морозы в Крещенские.
Загуляю я, молоде́ц, к королю в гости.
Что король-то меня, молодца, любил-жаловал,
Королевская дочка во любви жила.
Что у города были воро́та крепко за́перты,
Караульные вкруг города все крепко спят;
Не спала только Елена, дочь королевская:
Отпирала у города воро́течки,
Что брала добраго молодца за руки,
Повела добраго молодца в новую горницу,
Посадила добраго молодца в новую спаленку…

Во шестом году восьмой тысячи,
А при том царе было при Хвёдору,
При великом князе императору,
А при той царице благоверные,
При святой Сохвии Премудрые,
Породила она себе три дочери,
Три дочери да три любимые,
Четвертого сына Егория,
Егория света Храброго:
По колена ножки в чистом се́ребре,
По локо́ть ручки в красном золоте,
Волосы на нем что ковыль-трава.
А из той земли из бусурманские
Выступал царище злой Демьянище:
Он Чернигов-город и рубит, и ганит [41] Ганить — позорить, срамить. ,
И рубит, и ганит, и в полон берет,
Засылал за грады за рубежные,
Приставлял ко стаду ко звериному.
Он берёт Егорья всего трёх годков
Во свои зе́мли да бусурманские.
Он стал и спрашивать, разговаривать:
— А скажи, Егорий, какова́ роду,
Какова́ роду, какова́ чину:
Царского роду, аль боярского,
Аль того чину княжеви́нского?
Ты поверуй веру ты ко мне царю,
Ко мне царю, ко моим врагам, —
А Егорий святой проглаголывал:
— А злодей, царище Демьянище!
Я не верую веры, ко тобе царю,
Ко тобе царю, ко твоим врагам;
Я поверую веры самому Христу,
Самому Христу, царю небесному,
И владычице Богородице,
Святой Троице неразделимые, —
А злодей, царище Демьянище
На све́та Егорья рассерди́телся.
Повелел Егорья света мучити
Разными муками да разноличными;
Повелел Егорья в топоры рубить:
По обух ле́зья приломалися,
Ничего Егорью не вредилося,
Егорьево тело соцелялося.
А злодей царище Демьянище
Повелел Егорья во пилы пилить:
А у пил зубцы притиралися,
Ничего Егорью не вредилося,
Егорьево тело соцелялося.
Повелел Егорья по гвоздям водить:
А гвоздья по до́ску приламалися,
Ничего Егорью не вредилося,
Егорьево тело соцелялося.
А злодей царище Демьянище
Повелел Егорья в сапоги ковать,
В сапоги ковать, гвозди железные:
Не добре́ Егорья мастера куют,
В мастеров руки опущалися,
Ясные вочи помрачалися,
Ничего Егорью не вредилося,
Егорьево тело соцелялося.
А злодей царище Демьянище
Повелел Егорья во смоле варить:
Смола кипит, яко гром гремит,
А по све́рьх смолы Егорий плавает.
Он поёт стихи херувимскыи,
А гласом гласи́т по евангельску.
По евангельску, да все п’архангельску;
Ничего Егорью не вредилося,
Егорьево тело соцелялося.
А злодей царище Демьянище
Повелел Егорья на воде топить,
На воде топить с белым ка́менем:
Не добре́ Егорья вода топит,
А по сверьх воды Егорий плавает,
Он поёт стихи херувимскыи,
А гласом гласит по евангельску,
По евангельску, да все п’арханхельску;
Ничего Егорью не вредилося.
Злодей царище Демьянище
Повелел Егорью погребы копать:
Глыбиною погреб сороку сажён,
Поперечины двадцати сажён;
Он сажал Егорья во глыбок погреб,
Закрывал досками все железными,
Прибивал гвоздями полужёными,
Присыпал песками рудожёлтыми,
Он сам собою притаптывал,
А притаптывал, приговаривал:
— Что не быть Егорью на святой Руси,
Не видать Егорью света белого,
Не слыхать звону колокольного! —
А по божьему повелению,
Восставали ду́хи сильны божие,
Разносило пески рудожёлтые,
Поломало гвозди полужёные,
Разметало доски железные, —
Выходил Егорий по сверьх земли,
Завидел Егорий свету белого,
Услышал звону колокольного,
Обогрело его солнце красное.
А пошел Егорий во Чернигов-город:
Чернигов-город весь разо́реный,
Разореный, развоёванный;
Нет ни старого, нет ни малого;
Только стоит церковь соборная,
Соборная, богомольная;
А во той во церкви соборные
Стоит Егорьева ро́дная матушка,
На молитвах стоит на Исусовых:
Она богу молит об своём сыну,
Об своём сыну об Егорию.
А Егорий святой богу молится,
Своей матушке поклоняется,
Белу́ лицу укоряется:
— Матушка ты моя родимая,
Свята́ Сохвия Премудрая!
Дай ты мне своё благословление,
Отпусти к царищу Демьянищу,
Отплачу ему дружбу прежнюю,
Отолью ему кровь горючую. —
Ему матушка проглаголала:
— Чадо мое, дитё милое!
Ты поди, чадо, во чисто́ поле,
А возьми коня богатырского,
Со всей ру́жьею со железною. —
Егорий святой проезжаючи,
Он святую веру отверзаючи,
Наезжал на леса на дремучие;
Леса с лесами совивалися,
Ветья по земле расстилалися:
Ни пройтить Егорью, ни проехати.
А Егорий святой проглаголывал:
— Ой вы гой еси, леса дремучие!
Станьте вы, леса, не шатайтеся:
Порублю из вас церкви соборные,
Соборные да богомольные,
В вас будет служба господняя. —
Ему та застава миновалася.
Егорий святой проезжаючи,
Он святую веру отверзаючи,
Наезжал на горы на толкучие:
Гора с горой столкнулися,
Ни пройтить Егорью, ни проехати.
Егорий святой проглаголывал:
— Ой, вы, горы толкучие!
Станьте вы, горы, по старому,
Поставлю на вас церковь соборную,
В вас будет служба господняя. —
Ему та застава миновалася.
Егорий святой проезжаючи,
Он святую веру отверзаючи,
Наезжал на зве́рье на свирепое:
И пасят стадо три пастыря,
Три пастыря — три де́вицы,
Егорьевы ро́дные се́стрицы;
Ни пройтить Егорью, ни проехати,
Егорий святой проглаголывал:
— Ой вы гой есй, да три пастыря,
Три пастыря да три де́вицы,
Егорьевы ро́дные се́стрицы!
Вы пойдите вы в Русалим город,
Вы пойдите вы на Иордан реку,
Вы умойте свои лица белые,
Ко Христову гробу приложитеся:
Набрались духу нечистого,
Нечистого духу бусурманского.
Вы поверуйте веру самому Христу,
Самому Христу, царю небесному,
Владычице Богородице,
Святой Троице неразделимые.
Ой вы гой еси, зверья свирепые!
Разойдитеся, разбредитеся
По два́, по три́, по единому,
По глухим степям, по темны́м лесам,
А ходите вы поуре́менно,
Пейте вы, ешьте повеленное,
От свята́ Егорья благословления.
Ему та застава миновалася.
Егорий святой проезжаючи,
Он святую веру отверзаючи,
Наезжал на змеи на вогненны:
Из рото́в пыли́ть огонь-по́ломя,
Из ушей дым столбом валит,
Ни пройтить Егорью, ни проехати.
Егорий святой проглаголывал:
— Ой вы гой еси, змеи вогненные!
Рассыпьтесь, змеи, по сыро́й земле,
Во мелкие дробные череньицы,
Пейте и ешьте из сыро́й земли. —
Ему та застава миновалася.
Егорий святой проезжаючи,
Он святую веру отверзаючи,
Наезжал на врата на Сибирские:
На вратах сидит люта Нога́ птица,
А в когтях держит сосетра рыбу;
Ни пройтить Егорью, ни проехати.
Егорий святой проглаголывал:
— Ой ты гой еси, люта Нога птица!
А лети, птица, на синё море,
А пущай рыбу по синю́ морю,
А детей води на белом камени,
Пей ты, ешь из синя́ моря,
Будешь ты сыта без этого. —
Ему та застава миновалася.
Егорий святой проезжаючи,
Он святую веру отверзаючи.
Наезжал палаты белы каменны;
А из тех палат белых каменных
Выступал царище Демьянище;
Выходил к Егорью по-звериному,
Он гласом гласи́т по-змеиному,
Он и тут Егорью укоряется,
Белу́ лицу уклоняется:
— Егорий святой, Христов мученик!
Не попомни моей прежней грубости,
Ты не сделай смерть бусурманскую,
Ты мне сделай смерть крестиянскую,
Дай ты мне сроку хочь на три́ года. —
— Не даю злодею ни на три́ часа,
На три́ часа, на́ три минутые! —
Подымал палицу богатырскую,
Разрушил палаты белокаменные,
Он убил царя об сыру землю,
Отплатил ему дружбу прежнюю,
Отлил ему кровь горючую,
Очистил землю крестиянскую,
Утвердил веру самому Христу,
Самому Христу, царю небесному,
Владычице Богородице,
Святой Троице неразделимые,
Егорьева много похождения,
Велико его претерпение,
Претерпел муки разноличные
Всё за наши души многогрешные.
И мы поём ему славу,
Егорью свету Храброму,
И во веки веко́в, аминь.