Петр Киреевский - Собрание народных песен

На речке на Клязьме купался бобёр,
Купался бобёр, купался черно́й;
Купался, купался, не выкупался,
На горку взошел, отряхивался,
Отряхивался, охорашивался.
Охотнички свищут, черна́ бобра ищут:
— Где бы нам найтить, его застрелить,
Его застрелить, с него кожу снять,
С него кожу снять, кунью шубу сшить,
Кунью шубу сшить, бобром обложить,
Бобром обложить, девку полюбить,
Девку полюбить, кунью шубу подарить.

У барина
Была барыня гожа́,
У крестьянина
Получше его:
— Крестьянин мой!
Поменяемся женой!
— Боярин мой,
Не меняются женой.
— Твоя жена
Не годится никуда;
Мою жену
Часто в гости зовут,
Мою жену
Во колясочке везут,
Меня, мужа,
На веревочке ведут,
Меня, мужа,
По жене честят:
Моей жене
Сладка меду подают,
А мне, мужу,
Быть болотная вода.

Ты взойди, взойди, кра́сно солнышко,
Выше лесу взойди, выше тёмнаго,
Выше зе́леной взойди дубровушки!
Обогрей ты нас, добрых молодцев,
Сирот бедных, солдат беглыих.
Как повыше было села Лыскова [26] Село Лысково , которое упоминается в этой песне, лежит в трех верстах от Волги, на ее нагорном берегу, при устье речки Сундовики , почти против самого города Макарьева . Оно замечательно, как по числу жителей, так и по значительным торгам, которые оно ведет мукою и тамошним, так называемым Макарьевским , полотном (См. Щекатова, Геогр. Слов. Росс. Имп.). В Лыскове есть также хорошая пристань. Речка Терженка или Стерженка , вероятно, испорченное название речки Кирженца , при устье которой лежит Макарьев. — Прим. П. В. Киреевского . ,
Против самого было Богомолова,
Протекала речка быстрая
По прозванью речка Стерженка.
По той речке, по той Стерженке
Расплывали два судёнушка;
За суднами гонит лёгка лодочка.
Хорошо лодка изукрашена,
Молодца́м изусажена.
На носу сидит ясаул с ружьем,
На корме стоит атаман с багром,
Середь лодочки бел шатер стоит,
А под тем шатром золота казна,
На казне сидит красна девица,
Ясаулова полюбовница,
Атаманова сестра ро́дная.

Не шуми, мати зелена дубровушка,
Не мешай мне, молодчику, думу думати!
Заутра мне, молодчику, допрос будет:
Государь-ат меня батюшка будет спрашивать,
Из ума меня, молодчика, все будет выпытывать:
— Ты скажи, скажи, удаленький добрый молодец,
И ты где же воровал, ты куда добро девал?
— Воровал-то я на Троицком на дороженьке,
А притон я держал в роще Марьиной,
Добро-то я носил к красной девице.
— Уж и где эта красная девица?
— Уж и этой красной девицы давно в живе нет.
— Много ли вас было товарищей?
— Товарищей было нас семеро:
Первый-ат товарищ — ночка темная,
Другой-ат товарищ конь-добра лошадь,
Третий-ат товарищ был пистолет с ружьем,
Четвертый товарищ был булатный нож,
Пятый-ат товарищ был дубинушка толстая,
Шестой-ат товарищ был сабля вострая,
Седьмой-ат товарищ был сам я, молодец.
— Горазд ты, детинушка, воровать,
Горазд ты, детинушка, и ответ держать.

Вы, леса ль, мои лесочки, леса мои тёмные!
Вы, кусты ль, мои кусточки, кустики ракитовы!
Уж что же вы, кусточки, да все призаломаны?
У мо́лодцев у фабричных глаза все заплаканы.
Как навстречу им фабричным главные хозяева,
Главные хозяева Грача Скарноухова:
— Вы не плачьте-ка, молодчики, мо́лодцы фабричные!
Я поставлю вам, робятушки, две светлицы новыя,
Станы́ самолётные, основы суро́выя.
Нанесу я вам, робятушки, ценушку высокую,
Ценушку высокую, салфетки по рублику.

Ты, долина ль моя, долинушка,
Раздолье широкое!
Ничего-то на тебе, долинушка,
Да не уродилось:
Нет ни травушки, ни муравушки, ни алых цветочков;
Уродился на тебе, долинушка, один ракитовый кустик.
Возле кустика, возле ракитова дороженька пролегала.
Как никто-то по этой дороженьке не ходил, не ездил,
Только шли-прошли по этой дороженьке горьки солдаты;
Они шедши эти солдатушки, шедши приустали.
Приустамши эти солдатушки, сели, отдохнули;
Отдохнумши эти солдатушки, в поход подымались.
Во сыры́м-то бору на сосенке кукушечка куковала.
Не кукуй ты, не кукуй, горькая кукушечка, во сыры́ем во борочке.
Не давай ты, не давай тоски-назолушки молодым горьким солдатам!
Уж и так-то нам, солдатушкам, служить очень тошно:
Что загнал-то нас, загнал православный царь во иные земли,
Поморил-то нас православный царь голодною смертью;
Он не день-то нас морил, не неделюшку, — ровно три годочка.
Нет ни весточки, нет ни грамотки с родимой сторонки.
Пришла весточка, пришла грамотка, и та не весела:
Что родимого мово батюшки давно в живе нету,
Что родимая моя матушка давно овдовела,
Молодая-то жена-хозяюшка, слышно, замуж вышла,
Малы детушки мои, батюшки, давно сиротеют.