Борис Ковынев - Борис Ковынев. Избранная лирика

Веселей, молоточки, трезвоньте,
Сыпьте в уши веселый горох!
На Каляевской,
В коопремонте,
Мы работаем до четырех.
По окну и рекламной картинке
Мастерскую нетрудно найти.
Коль у вас захворали ботинки,
Заходите ко мне по пути...
Я разглажу морщинки на коже,
Подравняю подошвы края.
У ботинок, товарищи, тоже
Есть скрипучая старость своя.
Если раньше положенной нормы
Истекает их жизненный путь,
Я могу им изящество формы
И фабричную юность вернуть.
Усадив на скамейку клиента
(Дескать, сами с усами, не ной),
Осторожно, как врач пациента,
Я исследую туфель больной.
И сейчас же С проворностью бойкой
Набиваю набойку иль две,
Чтобы, цокая новой набойкой,
Вы уверенно шли по Москве.
Посмотрите в минуту покоя
На носок сапога-удальца.
Есть у обуви что-то такое...
Ну... почти выраженье лица.
Предо мной элегантные туфли.
Их потрепанный облик не врет:
Порыжели они и пожухли,
До упаду танцуя фокстрот.
Без желания туфли такие
Я беру, чтобы выправить рант.
Но вчера сапоги боевые
Мне принес молодой лейтенант.
Загорелые, смуглые лица,
Голенища сверкают, как жесть.
В них упругая стойкость границы
И холодное мужество есть.
На тропинке, от слякоти ржавой,
Не они ль проверяли посты?
И шпион агрессивной державы
Убирался обратно в кусты.
Рвали их дождевые потоки,
Обжигала шальная пальба,
Но стояли они на Востоке,
Будто два пограничных столба.
Отдыхали в походном жилище,
Где тревогой пропитана мгла.
И не зря поперек голенища
Многодумная складка легла.
Добродушно, нахмурившись бровью,
Лейтенант говорит:
— Помоги! —
И конечно, с особой любовью
Починю я его сапоги.

В житейских бурях закалилась сила.
Я шел, и падал, и вставал опять.
Мне даже горе счастье приносило:
Ведь горе учит, как не унывать
И как нести сквозь грозы и страданья
Мечту неугасимую свою.
Сам в легендарном я рожден краю
И славлю жизнь, достойную преданья.

Опять раздумье! Отвяжись!
Не разрешить вопроса.
Как умирающая жизнь,
Дымится папироса.
Прядется мыслей волокно.
Зачем? Пустая трата!
Зачем становится окно
Синей денатурата?
Ах да, ведь ночь на рубеже.
Часы шагают к ночи.
Так, значит, жизнь моя уже
На целый день короче?
Идут года. Пройдут года.
Столетья канут в бездну.
Но остаются навсегда
Плоды разумного труда.
Умру, но не исчезну.

Раз поэта встретила гроза,
Приласкала и спросила:
— Кто ты?
Отчего твои глаза
Словно две осенних непогоды?

И, не дрогнув, отвечал поэт:
— Почему случается такое?
Оттого, что не было и нет
У меня покоя.
Посиди со мною, подожди,
Наклонись,
Коль можешь наклониться, —
Ты увидишь:
Грозы и дожди
У меня завернуты в страницы.
У грозы растаяло лицо,
И она, чтоб помнить встречу эту,
Уходя, из молнии кольцо
Подарила мрачному поэту.