Юрий Зафесов - Ячея

Испивший огненную сушь,
неси сверзающийся нимб
в заклад распоясавшемуся сброду.
Мы что имеем – не храним.
Вон Пик Вселенной, а под ним
порода, изолгавшая природу.

От этой жизни,
подло падкой
на миражи небытия,
болела пуля под лопаткой,
летая в дальние края.

Жрала шагрень
ничтожной плоти.
Ревело адское сопло.
Болела пуля… на излёте
уткнувшись в отчее село.

Друг Володя, едва ли
смысл исканий в борьбе.
Умных к умным послали,
а меня, брат, к тебе.

Нас никто не торопит,
посидим, помолчим.
Наш окраинный опыт
для неярких лучин.

Но и в отзвуках битвы,
во хмелю и в поту,
мы не помним обиды
за свою темноту.

И не жаждем отмщенья
за безмолвные дни.
Мы лишь гул возвращенья
убиенной родни.

Помраченье мне путь означало,
когда шла ты по сходням к воде.
И молчание, словно мочало,
повисало на банном гвозде.

Пар крепчал, отдавала печурка
жар камням – скорлупе черепах.
И слепая голодная щука
целовала твой огненный пах.

Ни Бодлера не помня, ни Рильке,
вслед тебе я глядел, как дурак.
И – дерзнул, и – шагнул из парилки
прямо в брезжущий брызжущий мрак.

Бродит солнце в осеннем саду,
ветви вишен мерцают кроваво.
Я к тебе непременно приду,
как придет ко мне грозная слава.
Я увижу её на просвет
и, багровые комья роняя,
подарю тебе терпкий букет
из деревьев, что вырвал с корнями.

В житии, прогорклом и погаслом,
старый К и ренск – мой спасенный рай.
Я умел испортить кашу маслом,
всё во мне творилось через край.

Дед Мелетий, не гневись на внука!
Я на твой покой не посягну.
Мне доступна поздняя наука
собирать по крохам тишину.

В сквозящем заполночь листе
печаль истаявшего лета.
Я стану видеть в темноте,
устав от недостатка света.
Я первый снег переживу,
я доживу до новой грёзы,
уже струящейся по шву
во тьму дымящейся березы.

В каком году, в каком-таком бреду
ответное возникнет «кукареку».
Я улицу никак не перейду,
ведь мне она напоминает реку.