Юрий Зафесов - Ячея

Однажды схлопнется мирок.
Однажды схлопнутся мирки.
Где борозда на мирозда…
наступят сумерки.
Небесной глины млечный сок
не в глину канет, но в песок,
в сны Виночерпия:
кто слепит с помощью оков
всех стариков из черепков —
основу Черепа.
Кто пониманием проймет,
сцедив в зарю янтарный мёд,
померкнув сотами.
Распад в победу обратит…

Сей Череп по небу летит,
свистит пустотами.

Там, напротив Никольска,
где Лена течёт тиха,
где на берег выброшен
лодки покатый остов,
там сквозят стрижи,
изнизав низы и верха,
и в туманах спит глубоко
Монастырский остров.

Там начало жизни,
там Лета неглубока,
там, упавши в воду,
на солнце блестит колечко.
Там летят Зазеркальем
белые-белые облака,
и круги от колечка
расходятся бесконечно.

В похолодавшую долину
легла неласковая мгла.
Но не пытать на вязкость глину
они сойдутся у стола.

Забултыхаются до рани
одутловатые сердца.
У философствующей пьяни
есть шанс перекричать Творца.

Ведь Он молчит, и нет угрозы.
Я смутно подавлю зевок.
Прольются покаянно слезы,
напоминающие воск.

Прольется горькая отрава,
но суесловить – не творить.
Покуда левая орава
мешает правой говорить.

И всякий горд разбитой рожей.
И вновь бесстрастно ночь следит
как дерзкий ветер бездорожий
иную волю холодит.

Пурга звенит, как саранча,
через луга перелетает.
Горит фамильная свеча.
Свеча горит, но воск не тает.

И. занавешивая тьму,
звенят связующие цепи.
И жутко, мама, одному
в пустом дому – в фамильном склепе.

И горько думать по ночам,
что никогда на свет не выйдет
подслеповатая печаль.
что дальше осени не видит.

Прольется сумрак
в грифельный рисунок,
надломит ангел белое крыло.
От сосунков у пламенных форсунок
восходит в мир тлетворное тепло.

И человечек маленького роста
бежит на свет, не удаляясь прочь.
Зевает Сфинкс у каменного моста.
И женщина – одна – выходит в ночь.

И точит время
червь-первопроходец,
в тележный скрип поверженную ось.
Гневится Марс.
Бадья летит в колодец
и прошивает облако насквозь.

Живущий в пору перемен,
истертый жизнью в наготу,
понаблюдай из квашеной капусты:
вот ручеек, как Цицерон.
катая камушки во рту,
возвысился в ораторском искусстве.

Вот зоревые снегири
на вербе в дребезгах зари
торжественны, как в храме самураи.
Вот на седые валуны
опустошают пузыри
хохочущие пьяные сараи.

Жующий свой нелегкий хлеб,
гляди, как щурится, сомлев,
бездомный пес по кличке Аристотель.
Он охраняет свой скелет.
Вот светляки влетают в хлев,
а будущее светится в истоке..