Алексей Витаков - Книга песен. Серия «Библиотечка #здд»

Город Рыбинск – пчелиные соты,
Где был другом безлюдный перрон,
Где теснила гитарным аккордом
Юность хриплые крики ворон.

Я пройду по аллеям щербатым,
Загляну на булыжный проспект.
Будет ветер дворнягой лохматой
О штанину тереться в тоске.

Будет шторм на искусственном море,
И на миг из разверзнутых вод
Церковь явится – колокол в горле
Покачнётся и голос прольёт.

Город чаек – последний мой мистик,
Где б меня ни носило порой,
Но я в листьях осенних, как в письмах,
Узнавал почерк ломаный твой.

Я читал тебя в лапах чужбины.
Слышал колокол даже во сне.
Как гудел он из чёрной пучины
В горле церкви, стоящей на дне.

Ты писал мне взахлеб, как подросток,
Я люблю твой неведомый гул.
Но когда выхожу на подмостки,
О тебе рассказать не могу.

Град мостов, берегов и причалов,
Где в заборах стоит тишина.
Пусть, свой колокол тяжко качая,
Гонит волны незримый звонарь.

Между явью и сном
Стал мерещиться вьюн листопада.
На асфальте сыром,
На мосту, на дороге горбатой.
Вот идёт этот вьюн —
Кисти рук и отжившие вены.
То ли взмахи закатной любви,
То ли отсвет измены.

Между явью и сном
Вдаль глядит колокольня кривая.
Дует ветер и сердце на дождь
Из груди выдувает.
Понимаешь: уже не уснуть,
Но и въ явь нет возврата.
И лишь сомкнутых век
Чуть касается вьюн листопада.

Горе пахнет корвалолом.
Шум в пустых висках.
Лица родственников словно
Пятна молока.

Вот и всё – рисунком детским
Память замерла.
Хрустнул мир орехом грецким,
А внутри – зола.

Воздух вздрогнул, как от камня —
Битое стекло.
И уже летит за гранью
Облако волос.

Ничего не слышно – вата.
Вата и туман.
Страшен за чертой заката
Вечный океан.

Бесконечная дорога.
Холод. Мелкий лёд.
И во тьме слезою Бога
Шар земной плывёт.

Ты принёс мне звук пули в ладони.
Выпьем, брат, я тебя не достоин.
Потому, что я не был там, брат.
Хочешь, морс приготовлю из клюквы?
Капли красные вырвутся будто…
Вновь уронишь в прошедшее взгляд.

«Глупо, – скажешь, – как всё было глупо!»
И ладонь поднесёшь, словно трубку
Телефонную. К уху прижмёшь.
И задышишь, как в форточке ветер.
Свист знакомый – всегда после третьей…
После пятой – ресничная дрожь…

А ещё после двух – встанут стены.
Память спрячется в гулкие вены.
И к тебе не пробиться никак.
«На, послушай»! – промолвишь и руку
Поднесёшь телефонною трубкой
Мне к лицу. Запылает щека.

Скажешь: «Нет, не пойду. Уже поздно.
Вертолёты в глазах, как стрекозы.
Постели где-нибудь в темноте».
Кисть, прижатую к плоти ремнями,
Отстегнёшь, помогая зубами.
И на стену повесишь протез.

Ночь застынет от края до края.
До утра будет тень неживая
Неживую отбрасывать кисть.
А тебе на прохладном балконе
Не дадут спать фантомные боли
И всё тот же назойливый свист.

Словно мягкого темени пульс
Я опять ощутил под рукою,
Словно вновь над кроваткой клонюсь,
Растворяясь в молочном покое.

Словно вновь дышит в стены пурга,
С пустыря выдувая жилище.
Я твержу сам себе, что снега
Это всё-таки не пепелище.

Я пойду от Руси до Руси,
Но не встречу её, но не встречу.
Ты меня ни о чём не проси.
Слов твоих всё равно не замечу.

Ты на злую судьбу не пеняй.
Не держи под засовами двери.
Ты меня не теряй, не теряй!
Я и так сам собою потерян.

Ты меня не зови, не зови.
На слезу не разменивай сердце.
Просто знай, что от боли в крови
Мне давно уже некуда деться.

Давно ли было: керосинка
Чадит в ночи, как никогда.
Мы с мамой сладко спим в обнимку,
Ах, как же мама молода…

Рука бела и невесома,
Луна в окне над головой,
Я счастлив, что нет папы дома,
И горд, оставшись за него.

А ночь, раскинувшись огромно,
Шуршала листьями дерев.
Сверчок ли пел во тьме снотворно?..
Но как спалось под тот напев!