Юрий Калугин - Оборванная нить…

Поднялась стая, будто бы со вздохом,

На крыльях смех и радость унесла.

Ютились голуби на чердаке больницы,

По подоконнику гуляя каждый день.

На пищеблоке подъедались птицы,

Ну, а старушка таяла, как тень.

Когда автобус вёз её к погосту,

Над ним парила стая в небесах.

Оставив за спиною злые вёрсты,

На кладбище уселись на крестах.

А в том дворе теперь живут вороны,

Который год уж нет там голубей,

Гуляет пёс нечёсаный, огромный,

Среди ветвей хлопочет воробей…

Его здесь знала каждая «собака».

Лохматый, грязный, с рыжей бородой.

Он каждый день «дежурил» возле баков,

Возился в мусоре синюшною рукой.

На нём был плащ, завязанный верёвкой,

Мешком штаны и сумка за спиной.

Народ в округе кликал его «Вовкой».

Собрав «еды», он шёл к себе «домой».

По слухам, жил у речки в теплотрассе,

Из досок сам соорудил жильё.

С собакой старой спал там на матрасе.

Замок повесил, не дай Бог жульё.

Дворняга «дохлая» везде сопровождала,

Делили поровну еду, беду, ночлег.

Но вдруг он понял, всё идёт к финалу.

Ещё немного и закончен «бег»…

Он посмотрел на белого щеночка,

Что семенил за старым кобелём.

Мороз крепчал, ждала их «злая» ночка,

Ну, ничего, дровишек соберём!

Бомж хриплым голосом давал щенку команды,

А тот послушно с визгом выполнял.

Он целый месяц проявлял таланты

И день за днём бродягу удивлял.

Однажды вечером у входа в супермаркет

Народ увидел «Вовку» с кобелём.

Табличку, на которой вывел маркер,

– Щеночек белый, даром отдаём!

Бомжа по имени окликнула старушка,

– Не уж-то ты, а где ж твоя жена?

Куда пропала вдруг твоя Валюшка,

Я в долг брала и по сей день должна.

Бродяга сгорбился и слёзы покатились,

Скрываясь в грязной рыжей бороде.

Уж десять лет, как с нею мы простились,

Открыла дверь судьба моей беде.

Хиреть и чахнуть начала супруга,

«Рачок съедал», не ведая преград.

Договорилась в клинике подруга,

Сказали ей, что будет результат.

Продав квартиру, отдали все деньги,

Надежда грела угольком в душе.

От докторов я слышал только бредни,

Прожить здоровым можно в «шалаше».

Жены маманя выделила «площадь»,

Там и ютились кое как втроём.

Но жизни нить всё становилась тоньше,

В один из дней вспорхнула воробьём.

Как фитилёк «сгорела» быстро тёща,

Судьба стрельнула стареньким ружьём.

Всю жизнь одна, как ломовая лошадь-

Одели в морге новое бельё…

Сынок пинками выгнал из квартиры,

Продав её за сущие гроши.

Долгов игорных не «заштопав дыры»,

«Присел» однажды ночью на ножи.

С тех пор скитаюсь с кобелём по свету,

Но, чую мой уже не долог час.

Отдал бы «Беляша» – хозяев нету,

И огонёк потух в его глазах.

Щенок тянул прохожих, как магнитом,

На всех смотрел он бусинками глаз.

И сердце рвало, словно динамитом,

Но состраданье было напоказ…

В полукольцо протиснулась девчонка.

Отдайте мне собачку насовсем!

Щенка взяла, как малого ребёнка,

Сказав – Не будет у него проблем.

Она достала крупную банкноту,

Бродяге сунув быстренько в карман.

Плачу за дрессировку и заботу,

Стоял мужчина, словно истукан.

Перед лицом кончины неизбежной

Не о своей заботился судьбе.

В одежде грязной, но с душою нежной,

Он думал о ЩЕНКЕ, не о себе.

Детский дом на отшибе стоит в городке,

В раздевалке на стульчике мальчик.

Пребывал он в каком-то далёком мирке,

На фальшивый смотрел «балаганчик».

Муж с женой суетились, пыхтели над ним,

Снять пытаясь промокшие боты.

Не срослось, не сбылось, он не стал им любим,

Нет тепла, материнской заботы…

Ноги в тапочки сунув, тихонечко встал,

Он в глаза им смотреть не решался.

Лишь чуть слышно промолвил:-Я сильно устал.

Хорошо, что у вас не остался…

– Тёма, видишь, ребята обедать пошли,

Прошептала загадочно дама.

Вот и супчик в кастрюльке уже понесли,

Улыбнись, это вовсе не драма.

Мальчик голову поднял и глядя в глаза

Произнёс: – Вы меня не возьмёте?!

По холодной щеке покатилась слеза,

Будет поздно, когда всё поймёте.

Тут мужчина с мальчишкой вступил в диалог:

– Слишком мал, ещё жизни не видел.

Чтоб уйти побыстрее, искал он предлог,

Своей правдой заморыш обидел.

– Самолёт ждать не будет, давай побыстрей,

Что ты возишься вечно, как клуша.

Он, как рыба в воде средь таких же «друзей»,