Тарас Журба - Кали-юга. Книга для чтения в метро

Но изменение, чередование, разделение
Не суть единство.
Я верю. Несмотря ни на что.
Я верю, что вы умерли.
Я знаю, что вы живы.
Тертуллиана я зубрил дотошно.
Остановись, мгновенье!
Лишь ты одно не лживо.
Пусть остановится в беде.
Хотелось бы не быть поношенным:
Лишь неподвижность характерна.

Когда Бог сотворил человека,
Он позволил узнать ему разделение,
Ведь разделением неба и земли свершилось.
Я, просветлённый старец,
Иеромонах,
Я ликвидирую все недоразумения
И вам скажу;
Что Бог послал сюда
Делящего и Делающего единство,
Чтобы оградиться от земли
И включить нас с нею в небо.
До каждого дойдёт упавший демон.
До каждого Князь сего мира доберётся.
Любовь.
Все песни – лишь о Боге,
И Слово трубно отзовётся демонологией.
Мессия – страдалец плоти, —
Главным демоном толкаем,
Его властью будет в моде
И нас спасёт непререкаемо.
Руки отпусти – пусть свершается земное,
Пусть распространяется,
Пусть увеличивается.
Пей священное вино.
Практикуй силлогизмы лопатой.
Широкостопой оградой
Утверждайся в войне за вечное,
Отойди от мыслей, которые не о работе
И не о ратной заботе.
На завоёванном месте,
Оплёванные друг другом,
Мы обратимся к свету
И предадимся, как стрела луку,
Его потоку.
Обожжённым изнутри
Свет – услада,
Мысли суетны, лезут в сырость.
Пей вино. Гляди на солнце.
Открывай глаза.
Руки ушли.
Пришла его милость.
Наступила кротость над ближним.
Страшно дать сдачи пощёчнику.
Он царит, а значит, исполняет умысел.
Боюсь – значит, оправдываю
Свои над другими издевательства,
Значит, соответствую замыслу.
Верю – значит, нахожусь в том векторе,
Что святою слепотой отделяет от стремящегося
Единожды существовавшее,
В неподвижности исчезающее,
Приближающееся.
Ой, спасибо тебе, кажущийся демон.
Ой, любо-дорого тебе внемлить,
Ой, наслаждение, ты – из окна.
Ой, испытательный срок.

Я пристально гляжу в окно.
Мне всё равно.
Препуция нет.
Я вижу: отражение на темени
Дробится усталостью меня.
Слова о взрослении
Почти всегда кажутся неуместными.
Как мог я провалиться, исчезнуть,
Поддаться чарующей темени
И выглянуть в окно?
Я вижу женский лик.
А страх ещё сильнее стал:
Настолько огромен,
Что не воспринимаем.

Вчера я был «в Америке»,
На райской на планете.
Подробно, с чувством, с толком поведаю.
Я одержим победою
Над собственным капризным эхом.
Но только там.
Но только не до самого конца —
Нарочно, чтобы было,
К чему стремиться.
Я обнаружил жемчуг в гроте,
Я стал миллионером.
За истую привязанность
К прошедшим людям
Я был дарован сам себе
Как завещанье вещих дел.
Я был разочарован сразу же —
И сразу же подрос духовно.
Я ел спаржу, смотрел по телевизору себя.
По радио брезгливо морщился мой голос —
Туда он проскользнул случайно,
Попав вершиной в хит-парад.
Отчаяний шериф был щедр до наград
За мои радения
На благо устроения
Двух деревень защитою
От подлых мексиканов,
Что с кичи сдёрнули
Народ пугать-насиловать.
Я ранен был, и крепко.
Я деньги церкви передал.
Профессором меня прозвали
За то, что лекции читал
В университетах
И торговцам драгз о пользе совести.
Я охранял свою сиюминутную жену,
То есть подругу, – эмерджентность.
Она ранима неизлечимо.
Я раним, но излечим.
Излечим же сейчас своих коллег,
Друзей, прабабок —
Безвременных калек —
От хворей
Душистой мудрой тёплой хвоей.
Но я, однако, отвлёкся —
Вернусь, продолжа.
Я слишком сбился с ритма,
Играя один ритм.
И лишь вдруг изредка
Сбиваю, скручиваю сваи
Моих фундаментальных построений.
Я слишком часто говорю «я»,
Я слишком часто богом не являюсь.
Но не раскаюсь.
Нет.
И не растаю.
И не зажарюсь.
Я не привык кланяться —
Не хвастаюсь, а признаюсь.
Коли невмоготу,
То лучше приседаю.
Но кланяться нельзя,

Нельзя и руки целовать не женщинам.
Я не сдаюсь, а ухожу в леса,
Иль в горы,
Иль в города пустые, мёртвые.