Лариса Зубакова - Красные виноградники

Земля тиха, как будто бы в июне.
Вот только ночи сделались длинней,
да холоднее с каждым разом луны,
да с каждым утром солнца свет бледней.

И тяжесть на душе непроходяща,
непреходяща. И в земной красе
росинкой каждой утренней маняще
цветы тревожат память о весне.

Ещё глазами, даже не раскрытыми,
я чувствую, как свет пронизывает день.
И гомон птиц через окно раскрытое
пронизывает всю листву насквозь, как свет.

И два желанья борются:
проснуться?
нет! Не просыпаться!
Войти в мир чудный пробужденья
или мгновение на грани сна и бодрствования
остановить?

И муки горше нет, чем с этим мигом распрощаться.
И счастья выше нет – мир света солнечного
обрести.

Что имел – не берёг. Не сберёг.
Поезд мчит на Восток, на Восток.

Ветер в двери вагона стучит —
замолчи, замолчи, замолчи!

А у прошлого нежен взор.
Лишь колёса лепечут: – Вздор —

прожитое. Сначала – жизнь.
– не могу. Научи. Подскажи, —

долетел исступлённый крик
до могучих сибирских рек,

до глухих непролазных лесов.
Им в ответ тихий сдавленный стон

ударяет болью в висок:
– Одинок. Одинок. Одинок.

Время, сыпь побыстрей свой песок!
Пусть скорее судьба унесёт

дале с Запада на Восток!
Вот и весь материк пересёк.

Ох, и как же, вправду, далёк
этот самый Дальний Восток!

Что было? А было много
всего: и разлук, и встреч.
Змеится, скользит дорога,
как хитроумная речь.

Что было, то было. Всплески
тоски. Боль встреч и разлук.
Тайги ритуальная пляска
под дробный колёс перестук:

– Мы молоды были и строги
к себе и близким. Но вот
сибирские грады-остроги
встают, словно солнце встаёт.

Весёлая русская удаль
из этих бескрайних широт.
Восток. Это просто чудо —
отсюда солнце встаёт.

Прошуршал между пальцев песок —
путь окончен. С тобою Восток:

сопки, сосны, тайга, Уссури.
Край земли алым жаром горит —

вот отсюда-то солнце встаёт.
Ветер хриплые песни поёт

о любви, о земле, о судьбе —
всё, что в жизни досталось тебе.

Да ещё до исхода зари
всё шептала тайге Уссури,

ударяя болью в висок:
– Одинок. Одинок. Одинок.

Ах, нескор и далече-далёк
путь на Запад. Шершавый песок

лижет сонной волной Уссури.
В небе золотом жутким горит

Солнце-бог, раскалившийся диск.
И Восток пред ним падает ниц.

За странствия усталому награда —
паршивый городишко над рекой
да оплетённый сладким виноградом
тенистый двор. И нега. И покой.

О, дай же сытому спокойствию отдаться
и умереть в довольстве и тепле,
пристанище уставшему скитаться
по круглой, ускользающей земле!

Это горькое-горькое время —
смутной Вечности мутный поток,
инфильтрованный в жизнь, где отмерян
чистой радости каждый глоток

скупо, скаредно. Еле-еле
наползает на берег волна.
И нога, занесённая в стремя,
ожиданием странствий полна.

Цыганка-гадалка,
певунья-плясунья,
скажи мне судьбу, ничего не тая.
Отчаянно злую,
ещё молодую,
весёлую жизнь спой, колдунья моя.

Пути-километры,
студёные ветры
остались за хрупкой усталой спиной.
но – всё без ответа! —
отчаянно верит
цыганка в звезду, что взошла надо мной

чужой-непригожей,
со славою схожей,
с судьбою весёлой плясуньи полей.
Босыми ногами
истоптан-исхожен
мир стал ещё краше, больней и милей.

Нам ошибки судьбой не прощаются…
И в паденьи ночной звезды —
неисполненное обещание
беды чёрные отвести.