Вадим Ларин - Лишь только век

Ужели ищет он ежа,
Что на опушке дремлет мирно?
Иль подгоняет муравья
К воротам, от грозы, старинным.

Быть может, греет желудь он,
Что вознесется вечным дубом.
Иль птице отдает поклон,
Пока не приключилась стужа.

Но вот пропал. Седая хмарь
Грозится первым снегопадом.
И пня лесного календарь
Последний лист ласкает взглядом.

Шуршит песок в моем сердце —
В старых песочных часах.
Слышу. А все не верится,
Что это и правда так.

Тик-так, так-так, тик-так…

Чашек весов равновесие
Подвластно песчинке одной.
Правда, а все не верится
Под Солнцем и под Луной.

Туманные дали безмолвно зовут.
Корабли вдыхают ветра
И идут за моря.
Туда, где у Ганга пылают костры.
Где прах, несомый водой, окропляет поля.
Туда, где гневный Анкор
Взглядами каменных дев
Пронзает леса.
Где дикие тигры в чащобах ревут.
Где нон над рисовым полем
Плывет на ветру.
И черный дракон парит в вышине.
И таинства Вонг —
Безумной и женственной Вонг —
Газеты столбцами крадут.
Где я побывал и где не бывал.
Где рикша-старик крутит педали,
Плывет над ночной мостовой.
И белый неон пишет на мокром асфальте
Забытое имя Хонг Минь.

Я был во Вьетнаме и видел леса,
И горы, и реки, и все чудеса.
Однажды летел на большом самолете
И видел дракона в волшебном полете.
И пальмы я видел, и видел мосты.
И мне не забыть такой красоты.
По тихому морю средь скал бесконечных
Мы плыли на лодке однажды беспечно.
И шли по тропинке мы к пагоде Будды.
Платанов до неба вовек не забуду,
Друзей своих никогда не забуду.
И улиц Ханоя, и Тео [2] Тео – вьетнамский традиционный театр. Стелы в честь знаменитых ученых Вьетнама, стоящие на спинах каменных черепах в ханойском литературном храме Ван Миеу. причуды,
И лавок торговых, где все продается,
Часы и костюмы, и маска смеется.
И зала музея столетних архатов.
И стел Ван Миеу за длинной оградой.
Зеленого пруда с летучею мышкой
И старую, мне непонятную книжку.
Я был во Вьетнаме. Как будто однажды.
Давно иль недавно. И это – не важно.
И если мне скажут: готовься в дорогу,
Взгрустну я от счастья, наверно, немного.

И мал и велик – кузнечик и конь.
По полю летят навстречу заре.
И звезды сверкают, и Солнца огонь
Встает на высокой горе.

Вот, ветер друзья вдвоем обогнав,
Стоят на вершине горы.
И запахи ветра и девственных трав
Вдыхают в награду они.

На клавиши дождь капает бессильно.
Заглавная, «Прошу», – курсивом.
И точки, и тире.
А в вышине кружится змей.
Зеленый, красный весь. Весь.
Павлина жарче. В вышине.
И девочки – в своих нарядах ярких.
– Не на войне! Не на войне?

Известен! Открыв документ,
Я нарываюсь на комплимент.
На этом, на маленьком, фото
Похожи Вы на бегемота!

Позвольте! Зеленый пиджак
Вот только купил,
Слезы в глазах,
Я – крокодил!

Здесь крокодилам, я знаю, – зеленый.
А бегемотам —
Красный, простите,
Как рот растворенный.

Что ж, проходите…
Желтый жираф
На желтый, своей головой
Проник на этаж.

Вы видите? Здесь – он.
А бегемот?!
А бегемот…
В дверь не пройдет.

Ему, извините,
Не нужно и фигу.
Он не пролезет
И в «Красную книгу».

Что ж, проползайте…
Вас ждут наверху
Заяц, жираф и кенгуру.

Клубились облака, пел ветер,
Сухие листья уносились ввысь
И вместе с птицами кружились,
И дождь цветы к земле клонил.
Но не упала еще первая его капля
На белый лист бумаги
И не размыла чернила первого стиха.
Да, не было поэта,
Чтобы сказать о той природе,
Когда нас не было.
И не было печали, рожденной увяданьем осени,
И радости ручьев весенних,
И жара летнего любви,
И холода за окнами зимы.
Природа, каковой была ты?
О том ли сожалеть…
Когда, хлебнув чайку, поэт, ты отойдешь ко сну
И все увидишь в нем,
Как будто ясным и счастливым днем.