Яков Есепкин - На смерть Цины

И эринии ткутся из снов,
Как не вынести нам божевольной любви,
Хоть приимем дары вещунов.

Пожалели хлебы на лазурном вине,
Дали травленых яблок-лузги,
Но еще мы явимся во бледном огне
И тогда расточатся враги.

Станут вретища наши одесно сиять,
Раны страшные хмель обовьет,
Рядом с Господом будем темно предстоять,
Смерть ли Божиих агнцев собьет.

Всекрасит иверийскую лозу,
В Твое мы изливали невода
Последнюю кровавую слезу.

Горели колокольчики темно,
А мы уже не видели Твоих
Очес, и нищим смертникам одно
Как узреть сребро с чернию на их.

Ни красок, ни холодных родников,
Лишь ангелы Господние снуют
И тесьмами во черены цветков
Те слезы прекровавые лиют.

Век им Божии псальмы слагать,
Монастырское днесь прославляют вино,
А и мертвых нельзя оболгать.

Но в коронах у всех паки звезды-цветки
Блещут, Господь, под сорной травой,
Именинные яства отравно горьки,
Пресквернится, кто будет живой.

Вместе с татями нас заседать обрекли,
Пити-плакать во аде огней,
Как чурались музык и терницей почли —
Пусть немеют от жалких теней.

В Иордань улетели голубки.
За небесно лиющийся слог
Геба кровью отмоет нам кубки.

Пурпур тот может кровию смыть,
Кто не ведает новых пророчеств,
Наш созвездный почет не избыть
Прозябанием жалким изочеств.

Знай, дары принесут не волхвы,
А калечные странники ныне,
Поелику и мертвые львы
Остаются на Божьем помине.

Убиенные только поймут,
Что сии означают лобзанья,
Лишь покойных сегодня проймут
Благозвучные иносказанья.

Чезнет матовый елочный снег,
Не подтает он и под слезами.
На рождественский Ноев ковчег
Вступим с кубками и образами.

Ах, зачем Богоматери лик
На Его полотенце темнится,
Аще был мальчик-царе велик,
Аще Ироду утреня мнится.

Вечно снится заутреня та,
Повечерие ль благое в мире,
Святари вспоминают Христа
В Назарете и в святочном Трире.

Бродит призрак по снежным углам
И горит миротечным уголем,
Рождество ль – надвигайтесь к столам,
Десно мы с Божьим Сыном глаголем.

В шаре каждом, в свечнице любой,
На игличке точащихся дивной,
Лик Спасителя рядом с тобой,
Ирод-царь, будет смерти наивной

Веселиться в трапезных ярких,
Будет красть наши морные свечки,
Только благие стоили их,
Только наши и тлели сердечки.

Эту хвою мы тризнили там,
Где нельзя Рождество и вспомянуть,
Черный пурпур по желтым листам
Расточен, страшно даже возглянуть.

Лишь рождественский свет премерцал
Нам всеприсно за тьмой образною,
Днесь еще с божевольных зерцал
Он точится, патиной свечною

Украшают эльфиры столы,
Золотыя несут дарованья,
Веселы мы теперь, веселы
И светлы, сколь черед волхвованья

Наступил и о злате горят
Наши ели надмирные, блага
Станет нощь и засим усмирят
Иглы дев, чтобы рделась бумага.

Можно ею иглицу убрать,
Можно ей и бессмертье доверить,
Жить не выйдет, пойдем умирать,
Всё муаром любовь не отмерить.

Вновь каждится и пляшет Звезда,
Во Христе утром сим примиримся,
Нам еще выбирать невода,
Снег возьмем и с Звездой заискримся.

Во торжественность бледных шаров
И во таинство сумрачной хвои
Окунемся, от бренных пиров
Отойдя в сопредельны покои.

Ангелочки с мелком на устах
Нам той кровью распишут старизну.
И со свечками в темных перстах
Мы вспоем новогоднюю тризну.

Не изжити, Господь, агнцам страхи Суда,
Поржавели в сребре херувимские трубы,
Ангелки умерли, так созвали сюда
Неживых царичей чернецы-страстолюбы.

Смерти ждали, равно ж неурочно пришла,
В очесах агнецов и Звезду угасила,
С елок сняли шары – кутией зазвала,
Пировать нам теперь, аще Божия сила.

Вижди, нет у жалких и цветочных рядниц,
И музыков они удушенных не спрячут,
При Ироде пили, ныне падают ниц,
Над колодами пусть векоприсно и плачут.