Array Сборник: Мы все с планеты одной

Вновь в Коктебель, в его объятья.
(О, как знаком мне этот путь!)
Где горы шепчут; – Не забудь.
И ветер-бриз ласкает платье.
Вновь я увижу Карадаг
С поэта профилем нетленным.
О, Коктебель благословенный,
Ты мой приятель, друг и маг.
Узрею снова моря ширь,
Туристов незнакомых лица…
Поеду, вновь чтоб возвратиться,
Не раз познав ландшафта пир.

А вот и он. Седой, небритый.
В потёртых тапочках. Лохмат,
И много раз он жизнью битый,
А в прошлом, может быть, солдат.
Его душа закаменела.
Спиртного выпить он не прочь.
Ни до чего уже нет дела.
Его встречает мраком ночь.
Он спал, не спал. Ел, где попало.
Ему погода – всё равно.
Наверно жить осталось мало.
Он жизнь свою забыл давно.

Я не спорю. Безвестность назначена
Моим Богом, моею судьбой.
Имя в жизни рутинной утрачено,
Недовольное многим, собой.
Но не только одна, позабытая,
Растворюсь в атмосфере житья…
Сколько раз в этом мире избитая.
Всё ж вернусь в эту жизнь снова я.

«Когда внезапно жизнь дает осечку»,
Сжимает сердце боль до самых слез,
Я белый лист опять стихом помечу,
Который что-то в душу мне принес.
Таблетка не поможет, не надейся,
Микстура тоже, даже не трудись.
Пиши стихи, поэзией развейся.
Короче, ты за стол скорей садись.
И боль отпустит. Проверяла часто.
Тоска и стон уйдут, а мир души
Наполнится словами, рифмой страстно,
«Лекарства» эти очень хороши.

Жизнь полна безрассудства,
Горя, радости, зла.
Жизнь – сплошное искусство,
Как в театре игра.

Полыхала гроза пред рассветом.
Стрелы молний пронзали окно…
Хорошо жить зимою и летом,
Если творчество любишь давно.

Почти что 40 лет её нет с нами!
Почти что 40 лет – огромный срок!
Я руки её часто вспоминаю
И вологодский нежный говорок.

Осталась сиротою очень рано.
Красивая! Смотрели парни вслед.
Пошла работать нянькою Татьяна,
Едва сравнялось ей 13 лет.

Купец был очень добрым человеком.
Воспоминаний радостных пора,
Когда все вместе плавали по рекам:
Купец, жена и с ними детвора.
На головы беда лихая громом.
Бунтовщики ворвались к ним зимой,
«Буржуя» запалили вместе с домом.
Татьяну спас один матрос хромой.

В её судьбе не слишком много солнца,
Но всё ж ласкала жизнь её порой.
Был первым мужем санитар-пропойца.
А счастье подарил ей муж второй.
Тот комиссар был вспыльчивым немного,
С наганом, с парой крепких кулаков.
Не признавал ни беса он, ни Бога,
Лишь партию свою большевиков.
Был книгочеем он, и, как ни странно,
Творятся в жизни дивные дела:
Им управляла тихая Татьяна,
Которая неграмотной была.

Григорий был товарищем и мужем.
Учил её читать, учил стрелять…
Свой дом был у неё теперь к тому же
И дворик, где могла с детьми гулять.
Писать Татьяна и читать не стала, —
Молитвы лишь, по памяти, тайком.
Дивя народ, с обеих рук стреляла
И стала «Ворошиловским стрелком».
Любовь казалась вечной, счастье прочным, —
Григорий солнцем в жизнь её вошёл.
Два сына рядом, маленькая дочка,
Коза и очень толстый кот Пушок.
Мальчишек постоянные проделки,
А дочка в клубе Кирова поёт,
Пушок ест с мужем из одной тарелки,
За мясом лезет лапой мужу в рот…

Картины счастья! Это день вчерашний.
Однажды муж с работы не придёт:
Гуляет по стране жестокий, страшный,
38-ой, омытый кровью, год!

Своих детишек в Мурманске оставив,
Стояла ночью и стояла днём
У той тюрьмы, что мы зовём «Крестами», —
А вдруг услышит что-нибудь о нём?
С опухшими от горьких слёз глазами, —
Явь, словно страшный и безумный сон!
Во встрече с ним Татьяне отказали, —
Без права встреч и переписки он!
Сказал ей старичок один болезный:
«Ты только это, очень-то не вой.
Отселя ждать кого-то бесполезно, —
Ишшо никто не выходил живой!»