Владимир Черноморский - Прощение | Forgiveness

Ты хочешь правде заглянуть в лицо?
Тебе слепцы подарят щит Персея.
На том лице все то, что ты посеял,
Растет, как волосы на лицах мертвецов.

Синий ветер печали,
он уже не срывает мне крышу.
Он с годами слабел и теперь уважительно тих,
даже нежен,
как будто не дует, а благостно дышит,
колыхая дыханием ветви голые нервов моих.

Синий ветер печали,
он сошел с моего Синегорья.
Я стремился к вершине,
но льдом ее был обожжен.
И не понял тогда: это счастье мое или горе —
от пришедшего сразу уменья не лезть на рожон.

Синий ветер печали
от взгляда моей Синеглазки.
Помню, как он темнел,
но потом стал едва голубым.
Вот тогда я нашел
среди многих законов негласных:
не пытайся любить, если ты навсегда нелюбим.

Синий ветер печали
от потери друзей закадычных,
от дележки мечты,
как коврижки, заначенной впрок.
Можно сколько угодно
о дружбе до гроба талдычить,
только белая скатерть упирается прямо в порог.

Синий ветер печали
от рук, мне махавших прощально,
от турбин самолетов,
от шустрых шоссейных машин.
Он взрывался порою порывами брани площадной
тех, кого измерял я на свой архаичный аршин.

Синий ветер печали
от ночи, пришедшей внезапно…
Нет, еще погоди!..
Видишь?
Это зари окоем…
Ветер благостно тих, но устойчиво дует на Запад.
И уже не печалься: все это уже не твое.

Зацепиться за кончик месяца.
Разумеется, не небесного.
Для того нужно быть либо дьяволом,
Либо глупым мультяшным приматом.
Зацепиться за 31-е мне родимого месяца марта,
Потому как остаться вне времени
И пространства случится мне без того.

Зацепиться за кончик улыбки,
Да такой благосклонной и терпкой,
Что захочется плакать немедленно
Вместе с белым счастливым облаком.
И прощай, тишина бессердечия…
А вражда мне давно уже побоку.
В общем, на краешочек любви
Вновь приводит судьбы моей шерпа.

Зацепиться за кончик печали,
Мне в наследство друзьями завещанной.
Он ведь выдержит груз моей совести?
Мне, наверное, хватит падений.
Я хочу сохранить вертикальность,
Пусть повиснув, считай, что по делу.
Но почувствуйте все-таки разницу:
Не повешенным быть, а подвешенным…

Зацепиться за взгляды прохожих…
За листок из распахнутой почки…
Паутинку, по ветру летящую, и…
За мысль, что летит вслед за нею…
От которой я ловко прятался,
Ныне каюсь в том и леденею
До сцепленного с мыслью звена
Моей ДНК-цепочки.

Как злобно ливень лупит снег!
Ведь вроде оба – с поднебесья…
Меж ними там различий нет.
Но что-то в брате ливень бесит.

Что так же бел он и пушист,
хоть оба пали?.. Сам собою
стремится ливень заглушить
самосознание изгоя.

А ведь у них круговорот:
водой сольются – и на небо…
Там кто-то, видно, разберет:
кому – в дожди, кто – станет снегом.

Возможно ль падать, не ярясь,
коль время выпадать в осадок,
не втаптывая чистых в грязь
от невезухи, от досады?

О, Каин с Авелем весны!
Живу, влюблен. Но вижу это —
и ощущаю боль цены
за посещение планеты.

Это дождь идет по серой мостовой,
это ночь стекает в логово Луны.
Если вдруг уснешь на Запад головой —
видишь сны.

Это просто серый дождь по мостовой,
это просто ночь устала ждать зарю.
Это я уснул на Запад головой
и парю.

И проснуться мне не можется никак,
хоть артерии мои – как водосток…
Дождь проходит сквозь кровавые века
на Восток.

На Востоке дождь идет по мостовой.
А по следу снова стелется костер…
Человек упал на Запад головой,
руки к Северу и к Югу распростер.

Когда поймешь, что одинок,
сплети венок.
В стремнину жизненной реки
вплети родные стебельки.
А лепестки?..
Что – лепестки?..
Они отпали – вдоль реки.