Да, любовь нас свела без рассудка,
Подшутила над нашей судьбой.
Что ж, простим её милую шутку,
Как простили друг друга с тобой.
Без скандалов легко и достойно
Мы совместно решили вопрос.
Расстаёмся по жизни спокойно,
И в глазах нет ни злобы, ни слёз.
Финал!
Вина
Бокал
До дна!
Звони.
Зачем?
Пойми,
Нет тем.
Увы,
Допет
Любви
Куплет.
Звонок
Такси.
Чмок-чмок,
Мерси.
Я прощенье прошу у поэтов,
Чьи поэзы не чужды «газетов»,
Транспарантов, листовок, журналов,
И центральных рекламных каналов.
Чьи доходы считаются в РАО,
И кому мы орём хором «Браво!»,
И на тексты на чьи рады все мы
Пети песни, читати поэмы.
Нету Пушкина, я понимаю,
И Высоцкий, наверное, в Рае.
Нет, в Раю, вновь прошу я прощенье,
Есть проблемы, увы, с удареньем.
Ну а мы, от стихов ремеслуха,
Пишем текст не по нотам, по уху.
Мы в калашном ряду рыбья морда,
И для нас самый раз – три аккорда.
Ля-минор, ре да си и по новой,
Вот расклад для гитары дворовый.
Ну а ежели боем восьмёрка,
Можно авторам выкрикнуть «Горько!»
Ни при чём блатата и Таганка,
Вам шансонит Москва-хулиганка.
Вечерами в дворовых беседках
Наши песни звучали нередко.
Здесь от альфы любовь до омеги.
И ни джаза, ни рэпа, ни рэгги.
Нет намёка на флёр декаданса.
Лёгкий след городского романса.
Уж простите, что я в этом стиле
Говорю о степи, о ковыли.
КовылЕ, – да, я ведаю тему,
Но всегда с удареньем проблемы.
И поэмы писать о народе
Ноне как-то не принято, вроде.
Только я этих правил не знаю,
Сочиняю, как я понимаю.
Вновь прошу я прощенье у профи,
Только мне ваше мнение пофиг.
Уж как строки ложатся на сердце,
Никуда от их строя не деться.
Одногруппники
(спустя 50 лет)
Мы общались лет пять с копейками,
Ну а дальше дороги разные,
Судьбы наши сплелись с индейками,
Были белыми, стали красными.
Кто-то шёл по научной тропочке,
А кому – колея особая,
Кто карьеру вкушал по стопочке,
Кто-то в прорубь нырял, не пробуя.
Припев:
Давай отбросим чувства шелуху,
Жизнь позади, и мы уже не дети.
Но всё равно я вас, как на духу,
Люблю назло всем логикам на свете.
Годы временем запорошены,
Только память елозит змейкою.
И сквозь сердце они проложены
Незаросшей узкоколейкою.
И, листая альбомы старые,
Внукам пальчиком в снимки тыкаем —
Посмотри, это – дед с гитарою,
А вот бабушка тут с гвоздикою.
Видно, Божьей рукой возложены
Институтские сестры-братия.
И назвать поимённо можем мы,
Кто на первом сидел занятии.
Тех, кто с жизнью расстался яркою,
А она не бывает глупою.
Поминаем прощальной чаркою
Собираясь восьмою группою.
– Слухай, Вась, а я вчерась около колодца
По дороге невзначай встренула куму.
Та гутарила – у нас власть из инородцев.
Мабуть брешеть, мабуть нет, толком не пойму.
– Меньше слухай бабий брёх, я ж гутарил, Нюра!
Особливо новостей про дела властей.
Што касаемо кумы, то такую дуру
Поискать ишо! Язык ейный без костей.
Хучь татарин, хучь яврей, нам, как говорится,
Всё байдуже в хуторах, нет войны пока.
Служба есть и Дон-река, есть своя землица,
Баз, скотина… Што ишо нать для казака?
– Вась, а Вась, куме ишо баял ейный Мишка,
Ён жа ноне у властей правая рука,
Дескать голод в городах. За зерна излишком
Вновь нагрянут к нам сюда хлопцы из ЧК.
– Энто тожеть не бяда. Насмотрелись всяко.
Вишь, охотников полно до чужих клебов.
Тольки стали мы умней. Даже и с собакой
Не найдуть они таперь наших погребов.
– Вась, а Вась, а я ишо от кумы прознала.
Та не хмурься на мине. Правда, вот те крест!
Взять хотят всех казаков и седых, и малых,
Хто за белых воевал, снова под арест.
– А вот энто похужей. Стало быть погоня.
Нет жалания опять доставать обрез,
А придётся, не идти ж, как волу на бойню.
Нычит, снова на коня и в ближайший лес.
Ну, кубыть ишо у нас времени есть трошки,
Неча, лёжа на траве, попусту брехать.
Всё, давай, жана, вставай, в рот кидаем крошки.
Нам вот энту полосу надобно вспахать
Читать дальше