из взрыхленных прудов
и туч, и разобьётся,
упав в пылу трудов?!
Так брызги разольются,
оставив лишь узор
на окнах, где зажгутся
лучи горячих зорь.
Чеченский туман
По плечи камни, лужи.
Иль мы уже без ног?
Туман спасает души
надёжнее, чем Бог.
Окоп, как след от смерти.
И дли?нен их метраж.
Ныряет гриф усердно
в кровавый камуфляж.
И мёртвых глади, ворох.
Тут будто пир вершим.
И будто бы сам Молох
на троне тех вершин,
вершин чужбин далёких,
чьи сму?тны суть и дар.
И выдохами лёгких
мы греем тут январь,
и кашей тел питаем
земли, каменьев голь.
То ангел наш витает,
иль это просто моль?
И где покой, спасенье:
в бою, во сне слепом,
в среде иль воскресеньи,
глотке ли пули лбом?
Иисус молчал и взгорья,
и таял щит-туман,
пока Аллах путь торил…
Храни, мой талисман!
Корабельная
Люби?м под сотней листьев,
под горстью фонарей.
Корабль сердца, жизни
всех крепче якорей
её объятья держат,
не гонят в новый рейс.
Пусть буду я отвержен
хоть тысячью семейств,
лишь с нею б быть навечно,
в её впадая дно,
и жить улыбкой встречной
и ласкою цветной.
Её хочу и только!
Идти с мечом, крестом
готов, хоть по осколкам
за следом и перстом;
и ею быть любимым
под гроздью фонарей,
и ею век держи?мым
сильней всех якорей.
Ночные окна
Ах, поймано окно
кирпичной сетью стен,
во тьме ещё одно
среди погодных смен!
Как жемчуг и алмаз,
они, как россыпь бус,
сиянье ярких страз
меж звёзд-сестёр и уз.
В трясине мотыльки,
как в паутине зла,
живые огоньки
мерцающие зря.
Но чёрная весна-
паук их усыпит,
даруя им дар сна,
покой им посулит.
Сомнутся очи их,
и вспышки, и лучи.
Цвета угаснут вмиг
в смолящейся ночи.
И утром разведут
из искр вновь огни,
которые войдут
узорным светом в дни.
Мартовский мотив
Ширь неба – даль в годах,
и дом для солнца, лун.
А голубь в проводах,
как медиатор струн.
И песню ветер вьёт,
нитя?ми в такт дрожа,
природу в хор зовёт,
снежинками кружа.
Мил мартовский мотив,
где камень, где листок,
капель, ручей меж ив
сложили общность строк.
И каждый ноту внёс
в оркестр новых дней.
И даже старый пёс
подвыл, пугнув людей.
И так звучат вокруг
мелодий миг и час.
И мой пустой каблук
свистит уже подчас.
Так будет ритм звучать,
меняясь в май, июнь.
А небо вновь молчать,
смотря очами лун…
Ветреность
И в ветре нет покоя
огню, тиши, воде.
Он кружит листья роем,
слепя взор слепоте.
И нет покоя миру,
тряпицам, косам, льну.
Он множит в кронах дыры,
грозит он бурей дну.
Его смиряют ночи
и солнца яркий лик,
лишая буйства, мощи,
сглуша?я зверий рык.
Они его покоят
улыбкой тихих лиц,
меняя дикость воя
на лёгкий, талый бриз.
Вечер
В копилку поля солнце пало,
в бутыль вулкана прям на дно,
и темь закатная настала,
объяла мир давно родной.
И всё притихло, и замкнулись
ворота, окна, ширь очей;
грудей корсеты распахнулись
при завороте всех ключей.
Моторы смолкли, телетрубки,
и рупор ртов, и шум колёс.
И заискрилось сердце грубки.
Хозяйку встретил только пёс.
И печь зардела со свечою
в великий такт огня, дрожа.
И пылью старою мучною
заполнен угол. Худь ковша.
И лес вдали и травы мокнут,
дождя встречая тихий плач.
И старый голос девы молкнет.
И на стене дырявый плащ.
Наутро тени разбегутся
по лужам, к делу поспешив.
Монета вынырнет. И блюдце
молочный сок наполнит вширь.
И снова жизнь пойдёт привычно:
от дома к лугу, с луга в дом.
Тоска лишь эхом бьётся зычно,
и в горле всё тяжёлей ком.
Преодоление
По гати топчем путь,
и след ведём вперёд,
познать чтоб мира суть,
продлить познанье, род;
чтоб выйти из болот,
и моря бриз вдохнуть,
икрой насытить рот,
на выси гор взглянуть.
Мы торим тропы вдаль,
минуя топь и штиль,
рогоз, осоки сталь,
густой трясины гниль.
Вперёд бредём к лучам
из этих затхлых мест,
где птицы не звучат,
где селится лишь бес.
Вперёд! И пусть сапог
останется в грязи,
обоз, обломки ног
в раскате злой грозы.
Мы верим, что вдали
цветов, дел ассорти.
И оттого в мели
отрадней нам идти.
Обновление
Роняя в снег чёрные вены,
стволы, да и кроны молчат.
Несёт с собой март перемены
Читать дальше