чтоб плохие люди не украли.
Обезопасили, так сказать.
Логично, но сильно не радует.
Ну, договорились, конечно.
Всю ночь печатал я тогда
на раздолбанной машинке
(компьютеров тогда не было)
пакет необходимых документов,
и даже ответ сам написал —
от их налоговиков нашим.
И случилась тогда у меня впервые
эта самая минута сомнения,
когда ледяным пламенем
меня под кожей обожгло,
и сильно пожалел я о том,
что ввязался в эту авантюру.
Рассвет уже брезжил,
когда посмотрел мне в глаза
главный чеченец Белал
и тихонечко так сказал:
«Теперь можно и тобой рассчитаться…
Деньги нам и самим пригодятся… Да?»
А через минуту засмеялся: «Шутка!»
Нехорошо так засмеялся, через силу.
И я вспомнил этот смех
через неделю, уже дома,
на допросе у следователя,
горячо убеждавшего меня,
«русского офицера»,
сдать «этих кровавых тварей».
И тут уже другое сомнение
на секунду ворохнулось во мне.
Подленькое. Мерзкое.
Захотелось отомстить
за страх пережитый,
за подвал этот затхлый.
Но я спросил себя —
а чем русский ражий майор лучше,
чем «эти твари»,
которые свой дом защищают?
И промолчал.
Но это всё было уже потом.
А тогда не было ещё рассвета
в моей жизни красивее…
Дождь закончился.
С неба ударило весеннее солнце.
Капли сверкали алмазами
на свежей листве «зелёнки».
Лужи разлетались на обочины.
Над распаренной пахотой полей
орало нахальное чёрное вороньё.
Мы мчались в МинВоды.
Надо было успеть вовремя
доставить документы в наш городок.
На блокпостах я бодро выскакивал,
выкладывал руки на капот
и даже разок схлопотал по почкам
от какого-то яростного прапора
за «торговлю с врагом».
Помню длинные встречные колонны
с суровой пехотой на броне,
БТР, с которого на въезде в аэропорт
живописнейшие «махновцы»
из местного ополчения
собирали с проезжающих
синие «пятихатки»…
Я был счастлив и весел.
Накрыло меня намного позже,
уже в номере гостиницы «Россия».
Я выпил купленную по дороге водку —
прямо из бутылки, словно воду,
и горько заплакал – навзрыд.
А через пару лет я снова
прилетел на Северный Кавказ.
Но это уже была, как говорится,
совсем другая история…
Война эта однажды наконец-то закончилась.
Один из моих тогдашних знакомых,
отчаянный красавчик Шамиль,
утонул в нулевых во время наводнения,
спасая где-то под Уссурийском
совершенно незнакомых ему
русских девчонок.
Его старший брат Белал
как-то раз решил проведать меня
и приехал в тыловой армейский госпиталь
на кавалькаде из чёрных джипов,
и все тамошние солдатики —
болезные, и здоровые —
на всякий случай бесшумно сыпанули
кто куда через высокий забор,
а мой знакомый майор-начмед
чуть не поседел от ужаса…
Было весело, приятно и немного грустно —
всё-таки оба мы с Белалом
изрядно постарели.
А вот заводной горячий Руслан,
мой друг по студенческим годам,
тот реально стал полевым командиром.
Шеф мой бывший
уехал было на землю обетованную,
но кинул там – по слухам —
как минимум пол-Израиля,
и поэтому теперь обретается
уже где-то в Америке.
Я – вот он, весь перед Вами.
Жизнь продолжается…
Он был похож на страшного Пьеро,
когда вставал с заплёванного пола.
Рукой на пацана махнула школа,
зато вовсю набегался «угро».
С улыбкой жуткой,
тонким голоском
Пётр говорил со мной,
как будто плакал,
петрушкой норовя сложиться на пол
в припадке истерично-шутовском.
«Подумай, у тебя на воле мать…»
«Начальник, разрешите сигаретку!»
Тюремный клоун, глупый малолетка,
кому и что хотел ты доказать?
На детских зонах – лютый беспредел.
Опущенному чисто по приколу
Петру
«пахан» —
малой с глазами волка —
с собой покончить до утра велел.
Смеялись над мальчишкою «друзья»,
сходившие с ума от лютой скуки:
«И как ты на себя наложишь руки?
Ни вскрыться, ни повеситься нельзя!»
Он,
в камеру отдельно помещён,
на шконку лез —
и, плача, падал на пол…
Конвой устал.
По факту выдав рапорт,
под чесночок насытился борщом.
Удар —
и шорох.
«Вдруг ещё помрёт?»
«Он – лёгонький. Куда там! Не убьётся.
Пусть завтра с ним решает руководство…»
А он всё падал – сутки напролёт.
Читать дальше