Владислав Чараев - Письмо домой

Так что там говоришь?
Мама тебя совсем не учила?
Так щас на практике покажем,
Не дергайся так сильно,
А то можем и убить как свяжем.

Привет, я так давно не писал,
Совсем забыл, как ты смеёшься.
А если честно, то так даже лучше,
У меня после тебя аллергия на солнце.

Не особо радует такое настроение,
Тебе должно быть всё равно- как и всегда.
Беру подельника, на балконе водный,
И главное, что бы была вода.

Так вот я о чём- я о наших чувствах,
Ты наверное натрахалась там с лихвой.
А мне по кайфу, налегке по району,
По дальше от мусора двигать домой.

Ты верила, что можешь с этим и с тем,
Потом ко мне- и вся такая зая…
Ну а хули, я щас не о тебе совсем,
Я вспоминаю, всё ли мы взяли.

Я так не палил на тебя в топлес,
Как после тебя, за людьми в форме.
Самое позитивное, что можно представить,
Как тебя те двое синих и без гандона.

Живя как звери в взаперти,
Свои песочные ломая стены,
Взлетая над горами из законов,
Всё оставляя в круге первом.

Законы несуществующих миров,
Так тщетно и открыто оберегаем,
Своих детей на гибель шлём,
Пытаясь дотянуться до рая.

А тех кто выше нас, мы ненавидим их,
Как источник наших болезней, бед,
Убийце мы откроем входную дверь,
С улыбкой вору предложим свой обед.

Потом клянем судьбу за те несчастья,
Что нам готовит наша глупость,
Пред крахом мы своим все вспоминаем,
Возносим выше только трусость.

Что так всех нас сближает?
Желание выжить или скука?
Когда один, и только мысли —
Кто даст совет, протянет руку?

Так долго быть всем в взаперти?
Так не хватало всем мгновенья,
Но что станет, если безумец прав?
Что будет не произойдя рожденья?

Бездушные тела, как куклы,
Бродячие манекены, без уст,
А тело – лишь сосуд для душ,
Но что если тот сосуд был пуст?

Рассматривая мир сквозь призму,
Желание узнать, что вдалеке.
Как парусник, наполненный ветрами,
Несемся напрямик, на зло судьбе.

Ни штормы из общественной морали,
Фарватер выбирая из миллионов,
Мы устремлены на шаг вперед,
Не слушая рабов пустых законов.

Продажные судьи нам готовят срок,
Желание наживы у служителей порядка,
Прыжок и кувырок через перила их
Типичная для многих теперь зарядка.

Был очередной дождливый день,
Костер беззвучно догорал,
Никто не поспешил сегодня,
Когда правитель умирал.

Он был тираном и в беспутстве,
Спалил дотла последний дом,
Кто выжил после кровавой бани,
Всё вспоминаю как страшный сон.

Смельчак, что вышел из народа,
Вакцину, что безумцу дал,
Без корысти пожертвовал собой,
И пал тогда назойливый тиран.

Та жертва не останется забытой,
Не будут мраком покрывать года,
Что стоит на великая свобода,
Не стоит забывать нам никогда.

Какой там, я не изменял,
Я верен был одной тебе,
Временами соседних блядей трахал,
Чтобы все соседи ахуевали.

А так, я верен был тебе,
Подруга твоя не даст соврать,
Когда на работе ты была,
Её приходилось мне ебать.

Ты верила, а я так забивал,
Что пара шлюх всё же залетели,
Не, я верен был тебе одной,
Но от верности ахуевали соседи.

Я видел дрожащие ресницы,
Я видел стеклянные глаза,
Когда один готов напиться,
Когда все остальные за.

Я видел суету и тлен беззвучных,
Теряющих в надежде лишь себя,
Когда нет праведных и лучших,
Так тщетно, судьбой теребя.

И стертые все прошлые года,
Остатки мыслей как молитва,
Кто встретит дома, как всегда,
Наверное, лишь сталь монолита.

Пустое, рваное, забытое письмо,
Лежит, пылиться ждёт ответа.
Я ухожу, но где взаперти,
Скрывает мысли дуло пистолета.

Все молча наблюдают за стеклом,
Хотят развязки этой эпопеи,
Кружат вороньим хороводом
И ставят ставки на забытую Помпею.

Услышав, дрожащий в смерти голос,
Забыта дружба и веселое былое.
Все наблюдают только за стеклом,
Когда у смерти на арене только двое.