Петр Альшевский - «Играя с мраком блюз»

я горю».

Туркмены роют. Сильный слышит.

Хрусталь звенит ему во след.

Работы мало, он не дышит

к виску приставлен пистолет.

Стреляй. Я жду.

Ты ждешь? Стреляй!

Не попадешь, я не обижусь

одна лишь жизнь

да ты стреляй

я нынче смел.

Стараюсь, пыжусь.

Элен, приди минут на двадцать

мне хватит, чтобы рассказать

тебе без слов

как я опять хотел, хочу, тебя

имею

нет, не тебя, она – не ты

«Ты, детка…»

«Дядя…»

«За труды ты воздаешь мне

с мощным чувством.

Я просто жив…»

«Луны, травы!»

«Я восхищен твоим искусством».

Кабацкое мышление жмет глотку

вполсилы, не смертельно, потерплю.

Черны дворняги.

Я их подманю, задрав штанину:

«Эй! Нога. Вгрызайтесь.

И мести вы, друзья, не опасайтесь

мне не до вас.

Не до себя – таков мой путь.

Он верен?

Вероятно. Как-нибудь».

Нельзя объять необъятное, но не пустеет стакан

глаза, не мигая, смотрят на звезды

мошкара посылает своих капитанов

попробовать кровь

оценить ее силу.

Борисов в Ельце. Запивает конину

кипящим рассолом из ржавой кастрюли

Моцарт на флейте – не сам, не сегодня

чижики, пыжики

рвы, вурдалаки

прыжки, перелеты, свирепые драки

дух-провокатор крепчает и в пятки

мокнут подмышки

сильнейшие схватки

«Ты не рожаешь!»

«Кто его знает

над вспученным морем горилла порхает

ей же не скажешь, что я обознался

метая в нее…»

«Ломти?»

«Динамита. Счастье мое

ты, как злыдень, сердита —

я понимаю.

Меня не понять – солнце на завтрак

два кофе в кровать»

«Два я не выпью»

«Выльешь, прольешь

здоровье не фантик

разлука не вошь

снаряд угодил в резиновый храм

служки кричали: «Атака! Ислам!»

бросив сигары, достали кальян

дымите, товарищ

прелестно… ислам…

иволга в рыбе

ты не нравишься ей

вокруг тебя масса опасных друзей

«Я Филимон»

«Я Ананий Пустынник

только вчера проиграл я полтинник

в секу стремглав маляру на бульваре

Господи, Боже

беда – Он не с нами

Он нас, оставив, покинул

презрел – я протестую! в аду бы сгорел

за право пред Ним ничего не таить

от сердца в лицо

говорить, говорить»

Улица наша. Клыкастый мороз

всех разогнал, подготовив под снос

шаткие замки любивших бродить

в зыбком тепле

обрывающем нить

резким уходом – тогда, в ноябре

я не допил

не доехал к тебе.

После сумел

добравшись, нагнал

свой хвост, твою юбку – все задирал.

Ты соглашалась

я нервно стонал

нам фоном басила…

«Она?»

«Бесси Смит. Неважно, малышка

я легок

убит

тебя не забуду»

«Забудешь»

«Элен…»

«Я здесь. И чего?»

«Мы, как Гитлер и Рем

я стану жертвой

дружбы, любви»

«Молчи. Продолжай

нагнетай… не тяни…».

Руку на ступеньку, ну, же, на вторую

и устал, и выпил – маюсь, не психую

в свой подъезд вползаю

трусь ремнем об камень

дайте посчитаю

не врагов

не мысли —

свежие осколки от разбитой сказки.

Лопнули запаски, стекла задрожали

из пылавшей церкви демоны бежали.

Вы остановитесь. Выбейте автограф

на моем запястье

огненным зубилом, вырванным у Павла

на былом пожаре – сари

сари

Сари. Скинь ты, девка, сари.

Мы с вороной в паре подойдем, посмотрим

она каркнет: «Кррр-руто!»

я скажу «Достойно.

Молодые груди. Ветреное лоно

вижу, как бы вижу

слышу, что-то слышу

Каллас, не бей мне в ухо.

Не ори, не слышу».

Медленное небо. Облака, постылость.

Нищее светило незаметно скрылось

местные сатрапы разошлись по кухням

«Водку нам с доставкой!»

«Обойдешься, милый.

Мне твой лик козлиный

опостылел всуе. Я тебя, урода…»

«Ты?! Меня?! При друге?!»

«… подведу молитвой

к лютой, страшной муке».

Конченые звезды.

Циркуль в мягком месте.

Классика арт-рока

три сосиски в тесте заглотнул впустую.

Не наелся. Сплюнул. Были бы здесь бабы

я бы точно всунул

научил их джиге под обстрелом чувства

лживого, больного: «Грустно?»

«Крайне грустно. Ты, Элен, откуда?

Ты ко мне, наверно?

Мне, как видишь, худо.

Очень даже скверно. Где мозоль, где язва

перегибы в брюках

без тебя мне плохо – я в прозрачных суках…»

«Ты их любишь? Правда?»

«Их не существует. Впрочем, ком желаний

бешено трамбует».

У меня нет мыслей. У меня есть ты.

Схватим по банану, двинем на пруды —

блики в черных лужах

выдох через нос

сапоги овечек, битвы не всерьез