Алексей Дунев - Гербарий о себе. Стихи для других

У меня есть одна
странная причуда,
чудн а я прихоть:
я пишу стихи,
а потом дарю их адресату.
Вместо того чтобы лежать
между страницами
плотненьких
разлохмаченных блокнотов,
стихотворению суждено
осветиться искренней
улыбкой и…
погаснуть, умереть.
Но когда-нибудь
пальцы нащупают
между листами
покрывшейся пылью книги
засушенный гербарий строчек.
И тогда искра вспорхнёт с губ улыбкой,
оживит на мгновение забытый подарок.

Я с детства был уже таким,
Не как другие – всем чужим,
Любил ночную тишину.
Иначе чувствовал весну.
Так в книгах я искал покой.
Печаль моя была другой.
Душой и сердцем нелюдим,
То, что любил, любил один.

Еще не ведая вины,
Я черпал жизнь из глубины
Добра и Зла. И свет небес
В себе открыл, как мир чудес.
Где ткёт фонтан воды узор,
Где красный камень – сердце гор,
Где ходит солнце вкруг меня,
Звеня осенним златом дня.

Нашёл в себе Небесный свет.
Его пронёс по вехам лет.
Там слышал гром и видел шторм,
И в облак а х чудесных форм
(Когда мой Бог стоял спиной)
Явился Демон предо мной.

Я так стараюсь жить —
Дойти во всём до сути.
И из душевной мути
Жемчужин наловить.
Вся жизнь ушла в слова,
Которые построчно
Небрежно, резко, точно
Меня убьют сперва,
А после воскресят
И выплеснут на площадь,
Где ветер мир полощет,
Где человек распят.
Его судьба как крест —
Стеченье поперечин.
Я верю, что я вечен
Отмеченностью мест
Таких, где побывал,
Бросал слова и взгляды,
Где сотворял обряды
И Слово воспевал.
Жемчужин наловил
И раскидал по кругу:
Всех – недруга и друга —
Стихом благословил.

Я сбросил своё тело бумажными хлопьями,
И оно летело вниз разорванным стихом.
Моя мысль застывает холодной утопией,
Как звонок трамвая в переулке глухом.

А по улице шёл дождь с авоською песен.
Он нёс шлягерный мотив под оранжевым плащом.
Вдруг мой чёрный костюм стал мне узок и тесен.
И я, сбросив его, танцевал под дождём.

Любопытный фонарь всё вытягивал шею.
От него далёк был смысл пируэтов и па.
Он не мог приподнять своих ног, а я умею.
Я узнал, как придумывает строчки стопа.

Ленив и скучен мой день,
Утонув в пепле прозы.
В саду прячется тень
И цветут мимозы.

Моя совесть чиста.
Я ни о чём не хочу говорить.
Я умею считать до ста —
И значит, я умею жить.

Когда кто-то был виноват
И чадили печи домен,
Я спускался из башни в сад
И считал, что я не виновен.

Я знал, что такое вода,
Но не чувствовал вкуса.
Я был слеп, когда
Убивали Иисуса.

Так мы строили дом…
И построили в общем.
Не говорите о том,
Кто почти усопший.

В стране всё в порядке,
А будет лучше.
Планы в синей тетрадке
Строил заблудший.

Моя совесть чиста,
И нечего больше сказать.
С нами нет Христа —
Нам пора умирать!

Когда совесть рвёт
Твою грудь на части,
Думай, как народ
Обретёт своё счастье.

Как уныл мой день
Со вкусом угрозы!
В саду прячется тень
И чахнут розы.

Бессонницы края уж сведены.
Ночей бескрылых шорох под кроватью.
Тень притаилась молча у стены
И ждёт кого-то, не снимая платья.

А на стене коварные часы
Зря стрелками скребут по циферблату,
Они с меня за то, что трезв и сыт
Моими снами требуют оплату.

Сошлись концы двух бесконечных дней.
Вчера уже ушло. Сегодня не настало.
И мысль, стучащая под сердцем всё сильней,
Не спрячется под комом одеяла.

Вот казнь меня настигла, сна лишив
За все несовершённые грехи.
Без сожаления растратив сотни рифм,
Я отдаю ей новые стихи.