Алексей Дунев - Проблемы формирования лингвокультурной компетенции. Сборник научных статей. Выпуск 4

Печатается по решению кафедры русского языка

РГПУ им. А.И. Герцена

Редколлегия

А.И. Дунев – отв. ред.

И.Н. Лёвина

Рецензенты:

Д-р филол. наук, проф. М.Я. Дымарский

Д-р филол. наук, главный научный сотрудник ИЛИ РАН

М.Н. Приёмышева

Отв. редактор Алексей Иванович Дунев

Редактор Ирина Николаевна Лёвина

Рецензент Михаил Яковлевич Дымарский

Рецензент Марина Николаевна Приёмышева

© Алексей Иванович Дунев, 2019

ISBN 978-5-0050-0009-5 (т. 4)

ISBN 978-5-0050-0010-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» неоднократно привлекал внимание драматургов. Первая известная нам его инсценировка датируется 1900 г. В дальнейшем текст классического произведения выступал объектом драматургической интерпретации как в СССР, так и за его пределами, а также в постсоветской России.

Театральные постановки инсценировок романа редко становились выдающимися культурными событиями. Неудачи этих постановок обусловливаются особенностями текста инсценировки. На судьбу спектакля влияет стратегия трансформации вторичным автором [Хализев 1986: 221], например, такой композиционной единицы романа, как эпилог. Эта трансформация представлена совокупностью приемов: элиминацией, добавлением, заменой и перестановкой и др. (на уровне макро- и микрокомпозиции) [Спесивцева 2008].

Как правило, оценка инсценировки прозаического текста зрителем не лишена субъективности. Его внимание нередко сосредоточено на том, соответствуют ли персонажи спектакля своим «прототипам» в литературном произведении.

Для объективной оценки театральной интерпретации необходимо сопоставлять текст романа и текст пьесы – основы сценического действия. Нами анализируются не только в той или иной степени известные инсценировки, но и ранее не вводимые в научный обиход (в том числе рукописные) произведения.

Драматургическая интерпретация романного эпилога – труднейшая задача, поскольку предполагает изображение на сцене авторского слова. Как в сценических условиях сохранить философскую проблематику финала произведения?

В романе И. С. Тургенева эпилог выполняет особую типизирующую функцию. Если в кульминационные моменты развития сюжетного действия центральный тургеневский герой – уникальная личность, в эпилоге, в ситуации разрешения сюжетных коллизий, судьбы персонажей сопоставляются. Такое сопоставление в известной степени уравнивает их, хотя на протяжении романа им присущи разные «уровни человечности» [Маркович 1975] (в концепции В. М. Марковича персонажи относятся к высшему, среднему или низшему уровню; критериями отнесения героев к одному из них выступает соотношение идеального и материального в их жизни и мечтаниях, следование культурным традициям или, напротив, оторванность от них).

Лирико-философские размышления в финале «Отцов и детей» демонстрируют установку повествователя на разрушение исключительности образа персонажа, в данном случае – Базарова, оказавшегос я бессильным перед общими законами природы и после смерти достигшего вечного примирения .

В театральных инсценировках «Отцов и детей» эпилог, как правило, не интерпретируется, например, в инсценировке Л. Я. Никольского (1900 г.), актера Александринского театра. В финальной ремарке его пьесы представлена реакция действующих лиц на смерть Базарова:

Арина Власьевна падает на пол, как подкошенная, к ней бросается Одинцова и Доктор. Василий Иванович опускается перед трупом Базарова на колени, как на молитву. Анфисушка и Тимофеич рыдают. Федька у средней двери остается ко всему безучастен.

Подобное решение драматурга не способно выразить глубину романного эпилога, несмотря на попытку создать особую напряженность сцены (с помощью сравнительных оборотов, глагола рыдать и др.).

В инсценировке А. Каротина (1915 г.) голос за сценой используется для цитирования эпилога. Казалось бы, благодаря отсутствию трансформации реализуется установка на буквальное следование роману, не происходит искажения литературной основы. Однако такое следование не представляется нам корректным, так как в драме меняется рецептивная программа текста-первоисточника [Мартьянова 2014: 51], что, в свою очередь, делает необходимым трансформацию анализируемой композиционной единицы.