Сергей Виноградов - Наследие. Том второй (2016—2017)

В церковь нас принесли, чтобы Бог познакомиться мог.

Чтобы Бог принял нас и безгрешные чистые души

В лоно церкви своей и на жизнь нас крестом осенил,

Ну, а мы почему-то маму звали и Бога не слушали

И не знали пока, сколь он сердцу был нашему мил…

А потом против воли нас купали в холодной купели.

Мы сердились, конечно, но пока не умели сказать

И поэтому мы, что есть силы, конечно, ревели

И купались в своих детских, но настоящих слезах…

Вот бы всем нам, друзьям,

За столом бы однажды собраться…

Посмотреть друг на друга, вместе выпить и погоревать

Нам о тех, кто не смог к нам сегодня по жизни добраться,

Кто в дороге застрял, в жизни всякое может бывать…

Ну, а с теми, кто здесь, мы устроим свой пир на весь мир.

Правда, годы не те, чтобы водкою нам упиваться,

Да и жизнь – это жизнь, а совсем не какой-то трактир,

Да и мы не юнцы, чтоб пред жизнью своей рисоваться…

Вспомним годы свои, вспомним девочек наших красивых.

Я надеюсь, что жён вы собой в этот раз привезли.

И наполнятся наши сердца молодецкою силой.

Жаль, что молодость нашу мы сюда пригласить не смогли…

Но кончается всё – этот вечер и последняя встреча.

И скорее всего, встречи нашей не будет теперь.

Будем честными с жизнью и с собою, никто здесь не вечен,

Но для старых друзей навсегда здесь открытая дверь…

Прекрасная Молдавия – Молдова!

Край Лаутаров и приют Поэтов…

Как я б хотел тебя увидеть снова

И поболтать бы с Пушкиным при этом…

Чтобы потом поехать с ним к цыганам

И там бы – в таборе – у яркого костра

С цыганкой молодой нам полупьяным

Рвала бы душу скрипка до утра…

…Но к Пушкину меня не допускают

И в Кишинёв мой поезд не идёт.

И с ним теперь не встречусь я. Я знаю

Цыганский табор мимо нас пройдёт…

Теперь, увы, давно другое время

И Кишинёв давно уже другой…

Да и о Пушкине здесь молодое племя

Уже не знает: это кто такой?

Здесь больше нет земли обетованной

Для душ ранимых, чистых и святых,

Но всё равно хочу я, как не странно,

В Молдову. Мне не надо мест иных…

Без Пушкина по улицам знакомым

Ещё хоть раз, в последний раз, пройтись

До пушкинского, милого мне, дома…

Но всё за нас теперь решает жизнь…

Раннее утро. Лишь дворники ходят

По первому снегу с лопатами вновь.

Такая работа у дворников вроде,

Но явная к снегу у них нелюбовь…

И дядьки небритые ругаются тоже —

По первому снегу непросто идти…

Не уж то никто из прохожих не может

Зиме наступившей слов добрых найти?

Зачем же тогда мы её ожидаем?

И ёлки зачем, наряжаем всегда,

Когда мы всю зиму по лету страдаем,

И ждём с первых дней: ну когда же, когда…

Закончится эта зима со снегами

С морозами вечными и с зимней тоской?

И знать потому этот праздник с блинами

Такой долгожданный… Далёкий такой…

Когда шла драка, он кричал всем: бей

И прыгая вокруг, сам был – арбитром

Он – маленький, тщедушный воробей

Несчастный птах, судьбою чуть прибитый,

Всегда мечтавший быть не тем, кем есть,

А птицею высокого полёта…

Но был способен только лишь на месть,

На воробьиную, причём, и то, хоть что-то…

И в нашей стае птичек есть таких,

С душою воробьиной, очень много

Под маскою крутых орлов, но их

Желающих летать почти до Бога

Всегда один и тот же ждёт финал:

Привязанным к Земле высот не ведать…

Но воробей об этом вряд ли знал,

Всё прыгал и чирикал про победы…

Куда себя мне деть не знаю

И маюсь вот уже три дня

Видать, и муза выходная

И отдыхает от меня…

Ей надоело быть со мною

Опять пишу совсем не то —

То про соседа за стеною,

То про пиджак, то про пальто…

А музе хочется чего-то

О чём ещё я не писал.

Но ведь сегодня же суббота!

И ей на двери указал…

Ушла. И стало сразу пусто

В моей квартире и в душе…

Я третий день пишу о грустном…

…Пора вернуться бы уже!

У тебя день рожденья сегодня – не круглая дата

И гостей мы сегодня на твой праздник совсем не зовём

Посидим впятером, как бывало давно уж когда-то

И по стопочке выпьем, а захочешь, и песню споём…

Мы не часто теперь собираемся так узким кругом

То дела, то работа и что-то, быть может, ещё

Дай-ка я поцелую тебя, дорогая супруга