Надежда Жукова - Печали-радости Надежды

Или тает то душа моя?

Встретились. Стоим. Почти не дышим.

Между нами долгих двадцать лет.

Мы своим дыханием колышем

То ли снег, а то ли лунный свет.

Мы с тобой взлетаем или тонем

В этом белоснежном молоке?..

Ты провёл холодною рукою

По моей пылающей щеке…

…Всё те же цветочки засохшие в вазе,

И фартучек тот же, лишь выцвел немножко.

Ты знаешь, как будто нас кто с тобой сглазил —

К тебе моя больше не ластится кошка.

И кофе впервые не тронуто в чашке —

Всегда ж непременно просил ты добавку.

Заштопать принёс ты сегодня рубашку,

А брат мой сказал: это так, на затравку.

Сидишь, изучая узор на клеёнке,

И громко молчишь, так пронзительно-громко.

А дома жена в бигуди и пелёнки,

И жизни нормальной большая поломка.

Мы просто друзья. Мы знакомы лет двадцать,

Мы с детского сада за ручку ходили.

А после учил ты меня целоваться,

А после на свадьбу меня пригласили.

А после – минуткой, – на чашечку кофе,

А после по-дружески скромный букетик.

А я ни во взгляде в ответ, ни во вздохе,

Что ты для меня – самый лучший на свете.

Однажды спросил ты: «Я переночую?»

На кухне поставила я раскладушку,

Лопатками, кожею, фибрами чуя,

Что ночью не спал ты, кусая подушку…

Мы просто друзья. И соседи по парте.

И просто соседи – квартиры напротив.

И наши с тобой дни рождения в марте,

И любит тебя моя серая Котя.

Но больно в висок мысль шальная стучится,

Что прямо сейчас, ну вот сию минуту,

Вдруг что-то такое, такое случится!

Ведь молча сидишь уже час почему-то.

Тебе бы домой, там жена и ребёнок,

А я ни прогнать, ни оставить не смею.

Мне б дверь нараспашку – лети, соколёнок!

Но как онемела, бледнею, краснею.

Да, мне скоро тридцать. И я одиночка.

Сухие цветочки в дешёвенькой вазе.

Ты прочно женат. Тёща, лапочка-дочка…

Ах, как мы дружили! Да кто-то нас сглазил…

Звенит тишина, и колышутся травы,

И пчёлы в созвездьях травы.

Мы больше не вместе, и оба мы правы,

И оба неправы, увы.

Июнь утонул в абрикосах и вишнях,

Нет больше у небушка дна.

За что мне такая немилость, Всевышний?

За что я осталась одна?

От жаркого ветра горят мои щёки,

Да холодно сердцу в груди.

Ты больше не рядом, ты нынче далёко.

И что меня ждёт впереди?

Ты встретил другую, любовной отравы

Хлебнул, не сберёг головы.

Мы больше не вместе, и оба мы правы,

И оба неправы, увы…

Долго топчешь сигарету каблуком,

В пальцах нервно зажигалку теребишь.

Слушай, будь же наконец-то мужиком!

Раз решил, так уходи. Чего стоишь?

Ты в прищуренных ресницах прячешь страх;

Может, думаешь, что буду я держать?

Твой пиджак духами той, другой, пропах…

Что невинность из себя изображать?

Уходи! Стою прямая, как струна.

В горле ком горячий – горькая полынь.

Это правда: я была тобой больна.

Отболею, отболею! Только сгинь!

Едва начавшись, кончен наш роман —

Роман без поцелуев и свиданий.

Роняет осень по ветвям туман,

Берёз неописуемо сиянье.

Увы, ничто меж нами не сбылось:

Ни ты, ни я – никто тому виною.

Мне для тебя побыть не довелось

Ни куклой, ни невестой, ни женою.

Чужие мы, чужие, и моё

Не бьётся сердце под твоей рукою.

И ты хранишь молчание своё,

И я тебя ничем не беспокою.

Ни ты ко мне, ни я к тебе, увы, —

Меж нами так и не сбылось романа.

Сердечки золочёные листвы

Летят навстречу алому туману.

Листок последний поднесу к губам

И прошепчу грешно и покаянно:

«Не дай, Всевышний, разминуться нам —

Пошли нам продолжение романа!»

Вот и кончилась наша любовь,

Но тебя не кляну я за это.

С первым снегом тебя, дорогой,

И помянем давай наше лето.

Ах, как пахли цветы на заре,

Когда мы у калитки прощались!

Очень рано, ещё в октябре,

Выпал снег… и с тобой мы расстались.

Милый мой, не твоя в том вина,

Что не стала тебе я желанной.

Будто кровь, стынут капли вина

На изломанных гранях стакана.

И опять остаюсь я ничьей,

И всему вопреки я не плачу.

После горя любовь горячей.

Я ещё полюблю. Однозначно!

Шипящий шёпот за спиною,

И на руке твоей кольцо.

Дождь, только дождь тому виною,

Что очень мокрое лицо.

Ведь я не плачу, я не плачу —

Тем, за спиной, назло молчу.

Пусть пошипят, пусть посудачат —