Михаэль Казакевич - Жажда и голод

Я: «Где кончается земля?» – спросил, будто бы важно мне.
– Пятнадцать дней во все концы пути, их не пройти во сне.

Мне приснился Сан-Франциско, где я не был даже близко.
По неписаным сюжетам там вдоль улиц я иду.
А навстречу люди, лица – ну бывает же, приснится!
Никого я там не знаю, улыбаюсь на ходу.

Рядом кружит ангел белый, объясняет всем умело,
Кем я был и что я делал, почему летит со мной.
Знаю прошлой жизни главы – написал их, озаглавил.
Свой по запаху ищу я путь, потерянный, домой.

То не лики на портрете, просто души в душном лете,
Утопая в белом свете… Продолжается кино.
Только сделай шаг неверный – и всё кончится, наверно.
И молчу, и не дышу я, и течёт, бежит оно.

Объясни, мой ангел быстрый, как попасть в мой
мир нечистый?
И как мир этот почистить, чтоб войти сюда опять?
Предскажите, укажите, как связать нам жизни нити,
В моё прошлое войдите, помогите отыскать.

Разноцветный в солнце летнем – может, это просто сплетни?
Мне сегодня сон приснился, удивительный такой.
Помню, ангел был там белый. Взад-вперёд как угорелый,
Смелый, искренний, умелый – навозился он со мной.

Я один в своей квартире. Дважды два – опять четыре.
И грущу о дивном мире, от которого тоска.
Пусть в него не всех пускают, но ведь был, я точно знаю.
В нём глаза мне улыбались и душа плыла легка.

Мир, который был так близко, – не святого он Франциска.
Нет соборов, обелисков, нет там крыльев за спиной.
Вновь обещана в нём встреча, проскользну в неё, доверчив.
А когда? Опять под вечер, на пути к себе домой.

Я знаю, черти вырастают из чертят.
И сам бы стал, да только хвостик оторвался.
Здесь так не принято. Совсем, кричат, зарвался.
И без хвоста меня не приняли в отряд.

У нас, чертей, так много пламенных идей.
Смутить людей и над людьми затем смеяться.