Верить луне и сирени,
Что обещали тебя?
Тени, лишь хладные тени,
Мы не сольёмся, любя.
Стаи, летящие к югу,
Вновь провожаем с тоской.
Ходим, как время, по кругу;
Ищем, как стрелки, покой.
Ты – на луне, я – в Веретье.
Кру́гом идёт голова,
Тысячелетием – третьим
От Рождества.
Станешь над пропастью – плечи
Убраны в лунный атлас…
Ангел на небе погасит свечи
И не разбудит нас.
«Вот маки – цветущие бабочки сна…»
Вот маки – цветущие бабочки сна,
Вот сны – золотые соцветия сада,
Что щедрую прелесть дарили сполна.
Но сад обнищал, покосилась ограда.
Вот сухость гремушки на месте цветка
И вызревший сон может быть смертоносен.
Вот выпуклость яблока чует рука,
И дрожь пробегает по саду где осень.
И дрожь пробегает по телу. Старик,
Я вижу как мы, то есть прежние дети,
Смеёмся с тобой вне аллей и столетий,
Встревожив, как бабочку, солнечный блик.
Как позабыть о лучшем сне земном,
Который с явью до сих пор не слился?
На Чёрной речке в детстве он приснился —
Не в здешнем веке, а совсем в ином.
Там девочка, любимая до слёз,
Такая та, что обмираю весь я,
Со дна души восходит в поднебесье,
По кромке плёса в мир речных стрекоз.
Там ярче звёзды и рассвет быстрей,
Черёмухи воздели к небу ветки,
И сердце, будто вольный соловей,
Не признаёт грудной скелетик клетки.
Одну из трёх сестёр по именам,
Тебя оно, волнуясь, узывало
То рыть ходы сквозь дебри сеновала,
То, рыб шугая, бегать по волнам.
Когда б на свете красоту ценили,
Глядели б неотрывно на тебя.
Как ты молчишь, с букетом жёлтых лилий
И выгоревший локон теребя.
Как ты поёшь – и искренне, и тонко.
Как ты лежишь, не ведая стыда,
На сахарном песке, где лижет кромку
И сладко-сладко шепчется вода.
Какой бы ты была в объятьях ночи,
Стань женщиной, купайся в волнах чувств?
Не карие глаза, блистали б очи!
Не губ бутон, раскрылся б розан уст…
Но ночь зажглась, когда слепые руки
Постичь пытались, что же надо нам,
И сосны пели о реке разлуки,
И чёрный ветер крался по волнам.
Тебя из сна сюда переселю —
Мечтал не раз. Но глубже чуя бездну:
Скорей к тебе из этого исчезну —
Шептал поздней, а нынче лишь люблю.
Копаясь в недрах старого альбома,
Не узнаю себя. И мнится мне,
Что это ты с другим была в том сне,
А мне лишь только издали знакома.
Константин Кокорин «Счастье». Акварель, бумага, 20 х 30, 2014.
Мы осенние листья, нас ветер сдувает в кюветы.
Милый друг, всё мне снишься ещё, но не ведаю где ты.
Вечер. Строки плывут нараспев. Узнаваемы лица,
И твоё, полудетское, в зале притихшем блазнится.
Видно, скоро за горло уже и меня схватит ветер,
Зашатаюсь, сжимая катрен свой, как петлю удав,
Незабвенный твой лик сохранив и земле не предав.
Будет даже не страшно проснуться забытым на свете.
Мы осенние листья – и это так мало и много:
Вот, ты снова поёшь и смеёшься, и длится дорога,
Горизонт сквозь листву молодую едва прозреваем,
Как предчувствие самого края. И что-то за краем…
«О, трутень шлакового улья…»
О, трутень шлакового улья,
Напичканного сонью браков,
Кто знает, осознать смогу ль я
Безумье снов твоих и знаков.
Изгнанник про́клятой эпохи,
Скиталец от дурдома к дому,
Дела твои не так уж плохи,
Ведь ты всё ближе мне другому —
Тому, чью смерть нельзя обрамить,
Приладить к месту торопливо,
В ком упоительная память
Дождём значений кропотлива.
«Не ради красного словца…»
Не ради красного словца
И не о жизни, но о слове,
Что бросил ветер в мощном лове,
Смущённо шепчут деревца.
Не вдохновенье, выдох вон:
По инстинктивности, по зову —
Не к слову «жить», а жить «по слову»
Подстрочник рощ переведён.
Слова, деревья ль – от корней.
И я, волнуем вместе с вами,
Шепчу шершавыми губами,
Что жизнь – как ветвь и суть – не в ней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу