Павел Демидов - Гнездо пешехода

Веселый погонщик. Распятый. Распятый.
Лицом не знакомый. Огнивом объятый.
Погонщик, молочник. Верши ремесло.
Какое, кормилица, нынче число?

Перстом поманю – затрясут рукавами.
Толпа разрастется, бросаясь словами.
Вершина-витрина на каждом углу,
Продето молчание в движенья иглу.

Но что это там барабанит в груди?
Сначала погибни, потом заходи.

Природе угол чужд и чужд мотор.
Природе ангел ближе самолета.
Гудит ее небесная работа.
Горит ее бессонный монитор.

Я, выбирая птицу из всея
Летающего и небытия,
Лечу за ней, почти неуловим,
Как сам полет, как все, что есть над ним.

Сердце с гор закатилось в дол.
Сердцу кузнечик накроет стол
Из сорных трав, из корней дубрав.
Вот пырей и цветастый вьюн.

От сердца к сердцу, от пепла к кремню
Гулы наполнят пустую землю,
Камни пустые, слова-листы и
Того, кто юн.

Что слышит птица, снимая
Пенки воздуха? Если ночью
Взглянуть на птицу, то звезды застят
Глаза и луна говорит: «Не гляди».

Что у земли за душой?
Искра ли кремня, мох?
Если ночью смотреть на землю,
То пахарь становится сном,

Вьюн застит глаза, плющ
Поднимается выше и выше
Над щавелем и подорожником.
Видит ли устрица сны?..

Что ни осень – горизонт гол.
Что ни лист – пролетел, сгинул.
Осень, не вороши глагол,
Не накликай зиму.
Кто меня разберет, из какого я выкроен льна,
Из какой колыбели мое невозможное тело —
Осенью вся природа опалена
Искрой вечности, словно центром – сфера.
Если ангелы спят, то они поймут —
Из всех бессонниц я выбираю осень,
Ибо в это время Господь понимает труд
Как дождь, который приносит просинь.

Просыпается зверь и спросонья глядит в календарь.
Просыпается рыба с улыбкой на влажных губах.
Просыпается око. Вдали просыпается даль.
Просыпается тело в утробе штанов и рубах.

Время фруктов заморских, сияющих лунных берез
(Собери, виноградарь, в корзины дорожную пыль).
Вот и время пришло для работы сердец и колес,
Вот рассудок дрожит, как в полночном кувшине – ковыль.

Вот блуждает звезда барельефа в развалинах сна,
Вот горбатый ранет, овдовев, безутешен и слаб.
И в подземных каретах на свет выезжает весна,
И на берег вразвалку выходит задумчивый краб.

Взвейся, омут! Пусты барабаны, флейтист многокрыл.
Плещет знамя холщевое войска полуденных лун.
Просыпается зверь, вот он двери наружу раскрыл,
С видом настежь, на степи, на звезды, на синий валун.

И к нему устремляются тени, их встреча проста,
Их объятья скользят, как стекло в догорающих пнях.
– Это холм, – говорит он, – а это изгибы куста,
Это пряжа миров, это пряжа невидимых прях.

Это хлам прошлогодний ютится в разгоне дорог,
Он запомнился мне по далеким бессонным ночам,
Это храм комариный, и я захожу на порог,
Это тело мое, это время бежит по плечам.

Говорит он, а рыба воде подставляет лицо,
На журчащем дрожит, проникающем в поры, ветру,
И подвода воды, колесом задевая крыльцо,
Прибывает в нигде и ничто заполняет к утру.

стрекоза-лицедей
в небольшом покосившемся небе
тяжелей облаков молчаливых
но легче слога
легче среза цветочного
и стогов многоруких
что тянутся к богу
богу желтой травы
стрекоза с богородицей
запросто засветло к лугу
над дорогой
обманом тебя закружив заведшей
на завядший
еще не расцветший заблудший
в край земли небольшой
с покосившимся небом
сто сменив сторожей
избежав и погони и плена
избежав ворожбы
но чужбина сама но предвестье
ворошители листьев
мы избежатели счастья
день ли выплеснули
стрекозу проморгали ли лето.

то ли Кирилл намудрил
то ли мы с языком как чалдоны
выкорчевали корневища слов
думали хлебопашествовать
думали огород городов городить
а кто будет нам внимать
в городе с его недородами
в окно наше кто постучится
попросится на постой
камень не укротишь языка
за пазуху не заткнешь
и на портки его не сменяешь.