Виктория Травская - Четвёртая осень. Поэтический дневник

Где мальчик пишет на стене
Его отторгнувшего рая,
От горя слов не разбирая:
«Есть только ад! Вы лгали мне».

Ты этот мальчик. Каждый раз,
Иззябнув на краю причала,
Переживаешь всё сначала
И замираешь, покорясь.

Клянешься: стану жить умом.
Но этой клятвой лжёшь себе ты.
Бессмысленны твои обеты,
Твой ад и рай в – тебе самом.

Не рви мне душу.
В благостной юдоли,
Где нет тебя, всё остальное – тлен.
И я разрушу,
Есть пределы боли,
Разрушу стены, мой убогий плен!

Не рви. За это не купить покоя,
Тебе солгали, обещав покой.
Пускай другие – не твоей рукою!
Не этой милосердною рукой…

Замирает сердце.
Холодеет рука.
Что-то вертится
На кончике языка,
Вибрирует в воздухе
Или во мне,
Военными сводками
Рвётся вовне.
От нас скрыли,
И дух зачах,
Что мы носим крылья
В своих плечах,
Что мы можем больше,
Чем просто тлеть,
Ни к чему нам вожжи
И чья-то плеть.
Но нами правят боги
Бичом стыда,
А мы уносим ноги,
Мы их стада —
Из презренной пыли
И пустяков
Мы сами налепили
Себе богов.
Теперь покорно влазьте
В их узды,
Раз испугались власти
Своей Звезды.
А ведь вам был ведом
Её секрет —
Гореть собственным светом,
Если света нет!

Здесь давно не бросали монет,
Чтоб вернуться в весёлые воды,
И язык отдалённых планет
Разучились читать мореходы.

Мне выносит на мокрый песок,
Как на берег заброшенной Леты,
Только щепки истлевших досок,
Да окурки и рыбьи скелеты.

Я же, старый упрямый маньяк,
Проклиная недуги и стужу,
Каждый день зажигаю маяк,
Свет которого больше не нужен.

Время не лечит,
Время – вода.
Дальше не легче,
Просто тогда
Ты привыкаешь
Чувствовать боль,
А песня такая ж,
Как ни неволь.
Вымоешь вроде,
Вымолишь день
В круговороте
Слёз и дождей,
Только наутро
Та же беда.
Время не мудро,
Время – вода!

Словом, ни грамма
Я не пророк
С кардиограммой
Сбивчивых строк.

Про неповиновения печать,
Обоих нас клеймившую в начале,
Мне хочется с тобою помолчать
Спина к спине, на ветреном причале.

Без каждого другому вечер пуст,
И этого бутылка не изменит.
Поговорим, не размыкая уст,
Плечом к плечу, как мы одни умеем.

Молчание красноречивей фраз,
От сердца к сердцу исповедь мгновенна.
В твоё плечо уткнуться б только раз,
Ловя губами пульс яремной вены.

Судьба, как Вавилонская блудница,
В неутолимом плавится огне:
Единожды позволив насладиться,
Сей час же позабудет обо мне,
Других перебирая понемногу,
И умников не чаще, чем невежд…

А Бог молчит. Какое дело Богу
До наших глупых маленьких надежд!

Ну вот послушай,
Откуда зависть?
С ночной кукушкой
Не состязаюсь

И у чужого
Огня не греюсь,
Но, как изжога,
Чужая ревность.

Да ведь любая
Меня такую
И засыпая
Перекукует.

И будет пресной,
Скупой и скушной,
Но – ты хоть тресни! —
Ночной кукушкой.

Своя рубашка
Роднее телу,
И так ли важно,
Чего хотела

Душа, летая
В чужие дали,
Раз как влитая
(Бери, что дали!)

Живёт, покуда
Кому-то надо,
В его, паскуды,
Координатах.

Вся Вечность уложилась в год.
В начале Слово – и осеннее
Творенье неба, звёзд и вод,
Распятие и воскресение.

Но бремя этого креста
Мне, верно, что-то помогло ж нести,
Раз полюбилась простота
Во всей её безмерной сложности,

Раз я не сгинула тогда,
Нагая, грешная и сирая,
И сок запретного плода
По венам весело пульсирует.

Ире
В тихой задумчивой улице
Время течёт не спеша
И за окошком сутулится
Робкая чья-то душа —

Только бы часики тикали,
Лето сменяла зима,
Только бы теплились тихие,
В мальвах и флоксах дома.