От пурги и от йоги ёжился.
Раздавал трандюлей бесплатно.
На чужом горбу не кукожился
да и свой пропил безвозвратно.
Доводилось расход приходовать,
обезличивать тити-мити.
Если весь архив обнародовать,
содрогнётся Чернигов-сити.
В городке с радиацией аховой
собирали мы пепел фениксов
с обаяшкою Дашкой Малаховой,
сомельяшкой английских пенисов.
В городке с радиацией аховой
из руин воскрешали павших
мы с сисястой Аришкой Маховой,
аниматоршей возбухавших.
Колесил по шальным околицам,
где загажено напрочь чисто,
где дублёный асфальт не мозолится
пешим шарканьем некро-туристов.
Побродил родными пенатами,
повидал я кругом такого,
что мне не о чем с вами, пернатыми,
лить в порожнее из пустого.
И с такими, как я, вездеходами
пил за нас, за небезуродов.
И подземными переходами
тихо шествовал крестным ходом.
Раз в Литве, у местечка Салакас,
проводил мастер-класс по у-шу
тайной школы «сикося-накось».
А к чему я всё это пишу —
а к тому, что пора настала
и сегодня назначен в гости
там, где раньше нога не ступала,
загулявшая в творческом росте.
Это дом, где в морозы злые
не шатаются шатуны.
Если ходят сюда чужие,
то всегда под себя, в штаны.
Чем приветит начальник стражи,
не прозреть мне без понта всуе.
Ни прознать, ни представить даже
интуиция не рискует.
Понадеясь, как встарь, на чудо,
я войду, сторонясь зеркал.
Пусть глазеют углы отовсюду
и по-детски претит овал.
Пусть у стен прорастают уши
и рентгеновые глаза
облучают нам злобой души.
Будь, что будет. Я всё сказал.
Здесь в поле вечность,
а в городе спешка, забав пустых беспечность,
здесь в лесу вечность,
а в городе нужда цепочкой бесконечной,
здесь в реке вечность,
а в городе корзина дум, как млечный,
скелетов тьма и просят лето,
обретая глубину земли – конечность
(И. Леонтьев).
Спешу проспектом, как скелет,
что нынче вырвался из шкафа.
И под кустом мне места нет,
и за углом не минуть штрафа.
Везде полиция, народ,
пестрят беспечные туристы.
А мочевой пузырь зовёт
в поля, где озимь колосиста.
А он зовёт меня в леса,
где всё зверьё, меньшие братья,
нет, не возвысят голоса,
коль буду чащу орошать я.
Я ощущаю зов реки,
её призыв пополнить русло.
Пускай глазеют рыбаки —
им не понять поэта чувство!
Отринув дум пустых толпу,
кляня постылую беспечность,
мечусь по городу в поту.
И каждая секунда – вечность!
«Негоже материться!» —
твердят и стар, и млад.
Мы вправе усомниться.
Заглянем за фасад,
а там привольно мату
в тылу и на войне,
где руготня солдату
привычнее втройне.
И каждый, кто узнает,
про что я тут пишу,
поймёт, что не канает
ни ушлое у-шу,
ни мода делать ставку
на сполохи и дым.
Военщину – в отставку!
Мы словом победим!
Огонь, передовая!
Орём, за строем строй!
Враг, уши затыкая,
окопы засыпая,
оружие бросая,
и пятками сверкая,
бежит с войны долой.
Домой к себе вражина
примчится в мыле весь.
А там жена-жлобина
его мешалкой – тресь!
– Чего пришёл так рано?
Не сварен твой омар!
Не штопана нирвана!
Не выкошен кошмар!
Не выкушен ни кукиш,
ни мякиш, ни кишмиш!
Их баш на баш не купишь,
не сбудешь за бакшиш!
Припала пылью плаха
с ленивым палачом,
слюнявящим аллаху
молитву ни о чём!
Нигредо не нагрето
ладонями лолит!
В полях не полот с лета
целинный целлюлит!
Не холена холера!
Не выпорот просак
ни за дары Венеры
и ни за просто так!
А выбесит беседа,
табло мне не долби
и грёбаным нигредо
мне в душу не груби!
Блогерня переживает,
что не ставят им плюсы.
Так, сердешные, страдают
без плюсов – хоть в очи ссы.
Без плюсов им нет отваги,
нет азарта без плюсов.
Без плюсов они, бедняги,
как дистрофик без трусов.
Читать дальше