Юрий Каплунов - Шуга

Я понимаю, я понимаю,
Не бесконечна моя прямая.
Аэродромы не принимают.
Я понимаю, я понимаю.
Меня налогами облагает
Земля,
закрытая облаками…
Налог за крылья. Налог за юность.
За снег в берёзах. За дождь в июне.
Лицо пылает, как от пощёчин,
А я не пла́чу, плачу́ по счёту!
За пожеланье попутных ветров.
За ожиданье моих приветов.
За верность песням, что петы стоя.
Плачу отчаянно
высотою…
И понимаю: ведь я не птица,
Вдруг недостанет, чем расплатиться?

Ещё не выяснились сроки.
Полупрозрачные леса
Спросонья всасывали соки,
Вникали в птичьи голоса.

Ещё держался снег вчерашний,
Овражной глубью взятый в плен.
Дождь начался: апрельский, зряшный
Для этих робких перемен.

Он шёл весь день, всё ждал с ответом,
Темнел, от нетерпенья злой,
И к вечеру запахло летом –
Травой и чёрною землёй.

Томилась в нём взрывная сила
Той плотности и чистоты,
Что на глазах переходила
В берёз зелёные листы.

Асфальт уже сухой. Но сочен –
Дразня полдневный полузной –
Прикатанный повдоль обочин
Остаток грязно-ледяной.

Полно оттаявшего сора.
И на внезапный проблеск трав
Ярится пёс из-за забора,
На лапы задние привстав.

У автостанции – скамейка,
Весной на ней во все года
Подростков гомонит семейка,
Не отъезжая никуда.

Весёлый день – как новый глобус,
По большей части голубой.
И подбегающий автобус
Оранжевее, чем зимой.

Пора снимать с гвоздей велосипед,
Пора из полутёмных коридоров
Его, шального, вывести на свет,
На лестнице придерживая норов;
Неповторимый замышляя путь,
Неистово орудуя насосом,
Весенний воздух в камеры вдохнуть,
Придирчиво притронуться к колёсам –
И долгих дней разматывая нить,
Привет прощальный посылая снегу,
Толкнуть педаль, вскочить в седло с разбегу,
К рулю пригнуться и звонить, звонить!..

Под невысокою горою,
У речки на краю полей
Средь трёх столетних тополей
Черёмуха цветёт весною.

Мне жаль судьбы её печальной:
Ведь ягоды с ветвей густых
Сорвёт лишь человек случайный
Да птицы склёвывают их.

Ах, сколько утекло воды.
Смывает время помаленьку
Иль хуторка, иль деревеньки
Едва заметные следы.

На зов души из года в год
Я прихожу сюда послушно:
Здесь так настойчиво, так душно
Весной черёмуха цветёт.

Солдат поставлен на пост,
Он мелочь заметит каждую.
Солдат охраняет мост,
Стратегический, важный.

День, жарою измученный,
Наполнен кузнечиков звоном.
Проволока. Колючая.
«Стой! Запретная зона!»

Надпись дожди повысекли,
Отметили ржавчиной годы.
А прямо за зоной высится,
Раскинув громады, город.

Зоне давно бы на пенсию!
Давно бы на пенсию войнам!
А город домами пенится
И катит улицы-волны.

Ржавеет колючая изгородь…
И дети с соседней улицы
Подходят к зоне и издали
Всё смотрят на мост и хмурятся.

О нет, они не шпионы!
Но что ты с ними поделаешь,
Если в запретной зоне
Ромашки самые белые.

Там васильки особенные,
Кашки – такие грузные!
И о букетах несобранных
Девчонки вздыхают с грустью.

Мальчишки, а взгляд их – лезвие! –
Вприщур глядят на солдата,
Они по-пластунски лезут
И рвут цветы воровато.

Девчонки на них, окаянных,
Взирают со страхом восторженным.
Но всё заметит охранник,
Ему заметить положено:

– А ну, убирайтесь, дети! –
Кричит и рукою машет…
На штык у него надета
Ромашка.

Огонь постукивал по лесинам,
Как белка, прыгал с ветки на ветку
И цепкой хваткой своей рысиной
Ломал и крючил их зло и метко.

Метался круг неровного света,
Скакал по лицам, – и вдруг блистали,
Как будто плавились в свете этом,
Глаза – по капле горячей стали.

Сплетались вокруг причудливо тени,
И было всем хорошо и тесно,
И где-то рядом кружила темень,
И пламя в губы лизало песню.