Надежда Гладкая - Двадцатый год

Никакого значения
не придаст им прохожий,
Невзначай иль намеренно
оборвёт лепестки.
Для него все растения
так банально похожи.
Лишь заметит рассеянно:
«Самосев, сорняки!»

Как же это устроено?
Ведь глаза как глаза у всех.
Ну, конечно, есть серые,
карий цвет, голубой.
Значит, просто мы смотрим
и так видим по-разному
Не глазами, наверное, а своею душой.

Ты знаешь ли, когда сойдут снега,
Растает вместе с ними и тревога,
Что так была безжалостна и долга
И сковывала сердца берега.

Как ледяная корка от стекла,
Отвалится, расколота теплом.
И синева, пронзительно светла,
Заполнит обнажившийся проём.

Вот зазвенели бурные ручьи,
Всё унося в безудержных потоках.
Расплавив лёд, горячие лучи
Слепят глаза, умножась в линзах окон.

И встрепенулось, пробудилось всё,
Что ждало только лишь сигнала к жизни,
И, как ручьи, стремительно неслось,
Разбрасывая всюду солнца брызги.

Дразня все чувства, кружится весна,
Заполнив мир и разноцветьем красок,
И звоном птиц, и радужностью сна,
И ароматом спелых ананасов.

Ликует всё, и грусти места нет.
И двери настежь распахни и выйди
На этот чистый и целебный свет,
И руку дай своей мечте забытой!

Как это больно – рвать по живому!
Резать, как прутья, тонкие нити —
Крепкие плети, счастья основу,
Сердца отраду – как отрубить их?

Словно бы ветви, словно бы крылья,
Грубым мачете, острой навахой,
Словно ненужные сучья-будылья,
Дико, безжалостно бросить на плаху.

Кровью фонтан из разбитых флюидов,
Воплями боль из разорванных жил.
Слышать любви уничтоженной выдох…
Как же хватает на это вам сил?

Что есть на свете, что в нём такого,
Чтобы платить за него расставаньем?
Что может статься? Чего же так много,
Что маленькой кажется слитность дыханья?

Те́рпите жуткие, адские муки,
Ду́ши стараясь отнять друг от друга.
Словно мосты, разнимаются руки…
Мчаться из круга! Мчаться из круга!

Лишь потому, что вам стыдно признаться
В вашей любви – пострашней, чем в убийстве.
Всего настоящего стали бояться —
И вот ваши жизни, как тряпки, повисли.

Вы пу́сты и выжаты, грустно рассеянны,
И снова живёте, как прежде вы жили.
Вы сами собой в этом мире потеряны.
Ну, пташки мои, это вы заслужили!

Где цели те важные, ради которых
Сапиенс хомо огонь заливает,
Пламя небесное ту́шится со́ром?
А чёрт его знает! Чёрт его знает!

Что же не дало быть розой пурпурной?
Что помешало симфонию слушать?
Пари́ть запретило в небе лазурном?
Яд малодушья. Яд малодушья.

Я люблю из дороги домой возвращаться,
Даже если уехала я лишь только вчера.
В первый день так легко по утрам просыпаться,
В первый день так тепло коротать вечера.

Ты в дороге всегда представляешь, как встретят,
Кто что скажет тебе, кто подарит цветы.
Ничего нет желанней и лучше, поверьте,
Чем когда из пути возвращаешься ты.

В доме свой аромат, и все звуки знакомы,
Каждый луч на стене, каждый скол у плиты.
Спящий кот на ковре говорит мне: «Ты дома!»
Счастье – это когда возвращаешься ты.

Те, кто вечно в пути, те, кто вечно на свете
Колесят и пылят, кто один, кто толпой…
Может, хочется им не кружить по планете,
Может, нравится им возвращаться домой?

Чтоб исполнить мечту, надо выйти из дома.
Не изведав дорог, не оценишь покой.
Эта тяга к пути мне до боли знакома,
Потому что люблю возвращаться домой!

Ни слова о любви? Так нет её в помине!
И в доме ни следа, ни отголоска нет.
И пыль, а не зола, покрыла всё в камине,
И в вазе год назад осыпался букет.

Но он ещё стоит забытым изваяньем,
Ненужный, как моя забытая душа.
Её не тяготят уже воспоминанья,
И времени звучит неторопливый шаг.

Вот шаркает оно у полки над комодом,
Вот скрипнуло доской у шторы на окне.
И с этой тишиной, с её неспешным ходом,
Забвение и тлен спускаются ко мне.

Минутами, порой о чём-то мне напомнят
То блики в зеркалах, то тени на стене.
И образы, как сны, собою дом заполнят.
Неузнанные мной, не улыбнутся мне.