Пётр Мамонов - На плотной земле. Стихотворения

Ухожу один я. Вечер.
Замечаю все подряд.
Спит трава, оврагов плечи
облупились и горят.

Облаков не видно. Ровно
над рекою и бело.
Дальний берег режет кромкой
неба мутное стекло.

Спит река. Темно и гладко.
Ветер замер в камышах.
День растаял без остатка,
тишина звенит в ушах.

Пустеет осень,
все сходит с рук.
И в цифру «восемь»
заплелся круг.

Рябину ветер
трясет мне вслед.
И так заметен
вчерашний след.

Я жду морозов,
чтоб смерзлась грязь.
Чтоб ветер слезы
сушил, крутясь.

Мне все так знакомо тут,
Столько одежд нашил я из тканей погоды.
Дождей пояса темно-серым цветут
В вишневом шкафу небосвода.

Ветров рукава плещут в желтую ночь,
Касаясь случайных прохожих.
И складки листвы опадающих рощ
Хрустят черенками застежек.

Но вечер падает, сошла печаль лугов
и ночь всего меня заполонила.
Неизъясним, прекрасен и суров
кусок луны плывет, меня помимо.

Все было голубое, как стакан
стеклянный, опрокинутый вверх дном.
Но ветер наклонил его чуть-чуть
и гранями дождя блеснув, утих.

Все было золотое, как серьга,
повиснувшая в мочке длинных туч.
Но сумрак разогнул её дугу
и, в реку засмотревшись, уронил.

Все было мутно-белым, как фаянс,
обожженный в печи песков и трав.
Но молния ударила ребром
ладони по молочной тишине

и стало все другим…

Опять нас балует погода —
ночами тихие дожди
спешат спуститься с небосвода,
чтобы наутро не идти.

Опять чуть слышно дышат клены
между домов в просветах дня,
опять блестит темно-зеленым
полузабытая трава.

Туманы снова тени тянут
к последним листьям, но они
сопревшей грудой молча вянут
у ног иззябнувшей скамьи.

И их тяжелый мокрый ворох
хранит сырой земли печать.
Что толку в долгих разговорах.
Настало время умирать.

Переходы, мягкость линий,
обручальное кольцо.
Заперт вечер темно-синий.

Отступленья и потери,
бело-красные цветы.
Узкий луч открытой двери.

Время старое, седое
пухом в наволочках спит.
И луны лицо рябое.

Стоят дома, подошвами подъездов
примерзшие к асфальтовым краям.
На стройке указатели объезда
бренчат о чем-то жестью фонарям.

Слышу, кто-то на кухню прошел,
звякнул чашкой, тихонько вздохнул.
Ветер штору дыханием нашел
и ей на ухо что-то шепнул.

Морковные цвета Москвы
Сквозь серо-пепельные годы
Румянцем дня закруглены
В пунцово-красные погоды.

Сырая зелень смотрит вниз
И ртуть последнюю роняет;
Покорный отблескам карниз,
Изгибом солнце вспоминает.

Бульвары молча ждут людей…
Решеток очерк карандашный.
Щека блестящих площадей
Ко мне повернута. На башне

Рукою согнутой в локте,
Готовой слабо опуститься,
Застыло время на черте
И ждет, нахохлившись, как птица.

Как кошка скрючилась,
что, если б я попробовал…

Работает писатель,
все ходят и смеются, —
чего он там сидит,
глядит на мух и плачет?

Сегодня жемчуга,
сегодня капли,
и нитки длинные
пушистой пакли.
Пора готовиться к зиме.

Последние листья, как птицы,
сидят на деревьях зимой.
И небу погибшему снится,
что снова ты рядом со мной.

Отрежет ли звоном хрустальным
стекло холодов суету?
Не знаю я… По небу сталью
царапают ветви весну.